— Четыре часа — слишком рано, восемь — чересчур поздно.
— Ах, дьявольщина! К сожалению, время представления перенести нельзя, это запрещено.
— Фафиу! Нужно сделать так, чтобы первый парад начался сегодня вечером не раньше шести; многие из моих друзей, пожелавшие принять участие в твоем триумфе, освободятся лишь от пяти до семи часов; они-то и поручили мне передать тебе эту просьбу.
— Дьявольщина! Господин Сальватор, вот дьявольщина!
— Ты хочешь сказать, что это невозможно?
— Этого я вам никогда не скажу, господин Сальватор, вы и сами это отлично знаете.
— Значит?..
— Значит, господин Сальватор, парад должен начаться в шесть часов, раз вы желаете, чтобы он начался не раньше шести.
— Ты знаешь, как это устроить?
— Нет, но я что-нибудь придумаю.
— Я могу на тебя положиться?
— Да, господин Сальватор. Даже если меня будут резать на куски, раньше шести я на сцену не выйду.
— Хорошо, Фафиу… Однако это лишь половина услуги, о которой я хотел тебя попросить.
— Тем лучше, а то что же это за услуга?!
— Так ты готов ради меня на все?
— На все, господин Сальватор!.. Если бы ради вас мне пришлось… проглотить, к примеру, мою будущую тещу, как я глотал горящую паклю, я и это готов сделать.
— Нет, тебе пришлось бы объясниться с бенгальским тигром и нумидийским львом, которым ты ее торжественно обещал: слово свято, тем более — обет!
— О чем же вы хотели меня попросить, господин Сальватор?
— Речь вот о чем… Сегодня вечером ты должен вернуть своему хозяину то, что он дает тебе каждый вечер.
— Господин Коперник?
— Да.
— То, что он мне дает каждый вечер?
— Да.
— Он никогда ничего мне не дает, господин Сальватор.
— Прошу прощения: в конце каждого представления он дает тебе пинка в одно и то же место, если я не ошибаюсь.
— Под зад… да, это правда, господин Сальватор.
— Так вот когда он тебе даст сегодня вечером пинка, ты должен дождаться, когда он повернется к тебе спиной, и вернуть ему этот удар.
— Что?! — закричал Фафиу, решивший, что он чего-то не понял.
— Вернуть ему этот удар, — повторил Сальватор.
— Пинок под?..
— Да.
— Господину Копернику?
— Вот именно.
— Это совершенно невозможно, господин Сальватор! — сильно побледнев, отвечал несчастный Фафиу.
— Почему же невозможно?
— Потому что в жизни он мой директор, а на сцене — хозяин, ведь он всегда исполняет роль Кассандра, а я — Жиля… Впрочем, это оговорено.
— Что оговорено? — не понял Сальватор.
— В моем ангажементе сказано, что я обязуюсь быть брадобреем-цирюльником-парикмахером труппы; исполнять роли Жилей, Жанно, паяцев, дураков, «краснохвостых»; получать пинки под зад, но «никогда их не возвращать»…
— Никогда не возвращать? — повторил Сальватор.
— Никогда не возвращать! — подтвердил Фафиу. — Да я вам сейчас покажу свой ангажемент: он всегда при мне.
Фафиу вынул из кармана засаленную бумажку и подал ее Сальватору. Тот развернул ее двумя пальцами.
— Верно, — кивнул Сальватор, — здесь написано: «никогда их не возвращать».
— «Никогда не возвращать», так и есть! Ну, господин Сальватор, возьмите, если угодно, мою жизнь, только не просите меня нарушить мои обязательства.
— Обожди! — остановил его Сальватор. — В твоем ангажементе также сказано, что ты берешься исполнять все вышеперечисленное за пятнадцать франков в месяц, которые тебе будет платить Галилей Коперник.
— Которые мне будет платить господин Галилей Коперник… Совершенно верно, господин Сальватор.
— Кажется, ты мне говорил, что он тебе задолжал.
— Да, это так, к сожалению.
— Хотя ты каждый вечер аккуратно получаешь свой пинок.
— Два, сударь; один во время четырехчасового представления, другой — восьмичасового.
— Мне кажется, дорогой Фафиу, что, раз господин Галилей Коперник не выполняет своих обязательств, ты тоже можешь нарушить свои.
Фафиу широко раскрыл глаза.
— Об этом я не подумал, — признался он. Потом он покачал головой.
— Впрочем, это не важно, — прибавил он. — Возьмите мою жизнь, но не требуйте от меня вернуть господину Копернику пинок под… Нет, это невозможно!
— Отчего же, если он тебе не платит, хотя ты регулярно получаешь этот пинок?
— Вы полагаете, что это дает мне право?..
— Еще бы!
— Нет, нет! Он нарушает свои обязательства в малом, я же должен нарушить в большом. Невозможно, господин Сальватор! Невозможно! Прикажите лучше отдать за вас жизнь!
— Давай рассуждать здраво, Фафиу.
— Давайте, господин Сальватор.
— Вы по большей части импровизируете во время этих выступлений, и ты, на мой взгляд, проявляешь истинный талант.
Скромный паяц порозовел от удовольствия.
— Вы очень добры, господин Сальватор… Как вы правильно заметили, мы почти всегда импровизируем.
— Что тебе мешает сымпровизировать удар ногой, как ты импровизируешь свои нелепицы? Сам увидишь, какой успех будет иметь твоя импровизация!
— Нет, господин Сальватор, где это видано, чтобы Жиль давал пинка Кассандру?
— Тем более неожиданно это будет и, значит, принесет тебе еще больший успех.
— Ах, черт побери! — вскричал Фафиу, представив себе смех и аплодисменты зрителей, и в нем заговорил артист. — Черт побери! В этом я не сомневаюсь!
— Значит?.. Как, Фафиу, тебя ожидает огромный успех, а ты еще колеблешься?
— А если папаша Коперник рассердится?
— Это пусть тебя не беспокоит.
— А если он меня выставит за дверь за нарушение одного из главных пунктов ангажемента?
— Я дам тебе работу.
— Вы?
— Я.
— Вы собираетесь стать директором театра?
— Возможно.
— И приглашаете меня к себе?
— Да… Обещаю тебе тридцать франков в месяц, а если понадобится, готов выплатить тебе содержание за год вперед.
— Стало быть, если я буду получать тридцать франков в месяц, — вскричал Фафиу, и голова его закружилась от счастья, — стало быть…