– Так вот, – с видимым удовольствием растягивая слова, произнес прокурор, едва Себастьян прочел написанное, – если вы не признаете свою вину в убийстве маркиза Мейнмора, я смешаю с грязью род Коненталь и вашего отца в частности!
Себастьян в негодовании было скрипнул зубами, но, мигом овладев собой, урезонил лучащегося довольством обвинителя:
– Отец уже не канцлер, в случае чего переживет и это. Брогерст, вы в очередной раз двумя ногами вляпываетесь в навозную кучу, называемую политикой, так что не спешите радоваться. Когда мне разрешат рассказать, что я знаю, вам уже будет не так весело.
– За вас говорит ваша самонадеянность! – не поверил ему прокурор. – Максимум, я дам вам время на размышление до следующего слушания. Но все же рекомендую немедленно…
– Рекомендовать вы своей жене будете, а не тайной канцелярии, – уже находясь в сильном раздражении, оборвал его Себастьян.
Он понятия не имел, что Кларенса шантажировали, и уж никак не ожидал, что сведения о пропаже бумаг из трастового фонда станут известны третьим лицам. Это несколько выбило его из колеи, однако ни в коей мере не заставило сдать свои позиции. Обвинение в убийстве Кларенса было нелепым и лишь замедляло расследование. Но оставалось подождать еще три дня, и он выйдет на свободу. А пока…
– Идите в зал суда, – посоветовал маркиз взбешенному прокурору. Тот как рыба, выброшенная на берег, разевал рот, но так и не находил достойного ответа на грубость. – Вас уже заждались.
Сменив цвет лица с пунцового на бледный от нахлынувшей ярости, Брогерст, процедив лишь: «Вы еще пожалеете!» – спешно удалился из комнатки.
А спустя какое-то время вошли два гвардейца и, встав по обеим сторонам, повели самого Себастьяна в зал заседаний.
Вивьен, вцепившись в борт корабля так, что побелели пальцы, всматривалась в бирюзовую морскую даль. До последнего момента женщина опасалась, что ее узнают, настигнут в порту и арестуют. Но вот корабль отчалил к далеким берегам Новой Артионы. Вроде все обошлось, и можно было облегченно выдохнуть.
Последние дни промелькнули как в тумане. После того как она выскочила из спальни с вожделенными документами, все запомнилось отдельными кусками и фрагментами. Вот Кларенс с перекошенным лицом зовет слуг, а уже в следующую минуту она пытается заставить его замолчать. Кровь… Какая-то сумасшедшая встреча с герцогским сынком, а потом бег, бег, бег…
На всякий случай у нее давно был готов план экстренного побега, но не рассчитанный на то, что придется долго скрываться. Она предполагала бежать максимум до границы с Соувеном, а там пересечь ее, и все – безопасность. Теперь же, потеряв документы, она не могла вернуться к Герману, он бы ей этого никогда не простил. И тогда Вивьен решилась бежать ото всех.
Вернувшись к себе, женщина обрезала роскошные рыжие кудри, наскоро перекрасила их басмой, придав волосам тусклый каштановый цвет, подкладочками под щеки изменила овал лица, а после, схватив лишь один саквояж, навсегда покинула дом.
В спешном порядке, превратив себя в пугало, она выехала из столицы с балаганными артистами, а потом настолько быстро, как смогла, добралась в Оманию. Там у какого-то подпольного менялы женщина по грабительским расценкам обменяла украденные Кларенсом векселя на предъявителя, а после поспешила в порт.
И вот теперь еще раз, изменив внешность – волосы острижены еще короче и перекрашены в жгучий черный цвет, – она под видом убитой горем вдовы покидала континент. В единственном саквояже лежали деньги, которых должно хватить на несколько лет жизни, а в вещах были зашиты надаренные любовниками драгоценности.
Не веря своему счастью, Вивьен еще раз вздохнула полной грудью и наконец-то осознала, что свободна. Больше не будет Германа и его заданий, не будет шпионских игр и противных любовников. Теперь не нужно изображать из себя прелестницу, когда от ухажера с души воротит. Все осталось позади раз и навсегда! Теперь она Аделла, скромная вдова из Омании, отправляющаяся к новым берегам за лучшей долей. А прошлого с его угрюмыми пансионами, шпионажем и напоследок с убийством никогда не было.
Помощник объявил, что выходит судья. Все встали. Потом он огласил, какое дело слушается, кто обвиняемый, произносил еще что-то… Однако я плохо понимала, что говорилось: язык казался для меня чужим, и, слыша каждое слово по отдельности, я не понимала смысла речей. Руки дрожали, а сердце стучало в груди, разгоняя кровь тяжелыми толчками. А едва вывели Себастьяна, весь мир, и без того подернутый пеленой, сузился до его лица, прочее же перестало существовать. Я видела лишь его одного.
Заметив меня, сидящую на скамье, он лишь прикрыл глаза, давая понять, что, мол, все в порядке, а потом переключил свое внимание на судью и присяжных.
Со своего места поднялся прокурор… Я лишь через несколько минут поняла, что это обвинитель, хотя тот назвался сразу. Он начал говорить, и его слова одно за другим проникали в мое сознание, создавая чудовищную картину преступления. Моего Себастьяна обвиняли. Обвиняли в смерти Кларенса! А я… Я, словно погруженная в жуткий транс, отказывалась понимать, принимать и верить. Мне хотелось кричать, протестовать, вопить… Казалось, что еще немного, и я разорву их всех, сумею погрести под сводами этого зала, выпустив ярость на волю. Меня трясло, а из глаз катились непрошеные слезы. Я никак не могла совладать с собой.
На миг, будто издеваясь, сознание прояснилось, чтобы я смогла услышать, что от моего Себастьяна требуют сказать, где был той ночью, а он лишь таинственно заверяет, что не имеет возможности. А этот ненавистный прокурор отвечает, что раз не может, то, значит, именно он убил маркиза Мейнмора…
Свекровь рядом удовлетворенно фыркнула и подняла на меня светящийся торжеством взгляд. А я… Я, не совсем понимая, что делаю, вскочила на ноги и, вопреки всем правилам, бросилась в проход, чтобы прорваться вперед к перилам, отделявшим меня от Себастьяна.
– Леди Мейнмор! Миледи! – крикнули, пытаясь остановить меня.
Кто-то схватил меня за руку, но я вырвалась.
– Леди желает что-то сказать? – прозвучал издевательский голос прокурора.
А я дрожащими пальцами развязала ленты, удерживающие на голове чепец, и сорвала его, выставляя на обозрение сходящие синяки. По залу прокатился взволнованный шепот. Все начали обсуждать мой вид.
– Желает! – твердо ответила я, хотя на самом деле еще не знала, что собираюсь произнести. Не понимала, что вообще делаю и что будет потом, но…
Судья хотел было возмутиться, но, подумав, махнул молоточком, призывая зал к тишине, и дал свое высочайшее разрешение.
– Я… Я… – неуверенно начала я, но, неожиданно поймав потрясенный взгляд Себастьяна, мгновенно поняла, что именно скажу. Не отрывая от него взора и будто черпая силу из его глаз, я продолжила, чеканя каждое слово: – После того как мой супруг, маркиз Мейнмор, избивал меня на глазах у всех гостей, маркиз Коненталь вступился. Он защитил меня, а после… после отнес в свою спальню и успокоил. – Зал взорвался, но я, неожиданно с легкостью перекрывая невообразимый гул, продолжила: – Мы вышли из спальни лишь утром, когда личный камердинер сообщил нам, что доставили тело супруга. Всю ночь маркиз Коненталь провел со мной, а значит, никак не мог убить Кларенса.