– Нужна ты мне! Я просто выпить дорогого вина хотела.
– А оно еще осталось? – спросила Настя, приподнимая полотенце с лица.
– Полбутылки, – ответила Аграфена, кинув взгляд на присмиревшую жидкость.
– Налей… – тоном умирающего же лебедя попросила Анастасия.
Художница разлила остатки в два бокала, таких больших, под коньяк, сразу же предупредив:
– Закуски нет.
– Ничего страшного, я талию берегу, – ответила Настя, приподнимаясь на диване и отнимая полотенце от лица. – Вроде кровотечение прекратилось… По крайней мере, я больше не чувствую этот противный кисловатый вкус крови во рту. Что? Что ты на меня так смотришь? – испугалась Настенька.
– Так, ничего, – ответила Груня, ужасаясь размерам ее огромного синюшно-багрового носа.
Настя аккуратно потрогала его.
– Сильно распух?
– Прилично. Ты похожа на Тайсона. То есть на афроамериканца, занимающегося к тому же еще и боксом.
– Кошмар какой! Ты сломала мне нос! – Аграфена залпом выпила шампанское и поморщилась. – Так что ты тут делаешь?
– Я тут живу.
Груня тоже выпила шампанского. Она как-то сразу прекратила злиться на Настю – и из-за распухшего носа, и из-за того, что узнала про неосуществленные амбиции старлетки. Ей даже стало немного жалко ее.
– Тут живет Вилли, – прохныкала Анастасия.
– Мы живем тут вдвоем, Вилли и я, – поправила Груня, закидывая ногу за ногу.
– Вас двоих, вместе, нет! – злобно заявила Настя.
– И что?
– Я провела с ним незабываемую ночь, – завела свою сказку юная актриса.
– Очень хорошо. И каков он? – улыбнулась Груня.
– Великолепен!
– Очень хорошо! Ты провела с ним одну ночь, а я проведу все остальные. И это даже не обсуждается. Только попробуй просто посмотреть в его сторону! Сама убедилась, как я управляюсь с обычной пробкой из-под шампанского, а уж что я могу сотворить ногтями и зубами, тебе лучше не знать, – пригрозила наглой девице Груша, улыбаясь и разом понимая, что вся ее ревность улетучилась, и ей сразу же стало легче дышать.
Настя поежилась и недовольно спросила:
– И чего он в тебе нашел?
– Загадочность.
– О, ее в тебе полно! Ну, ладно, я достигла своей цели, и уступаю Вилли тебе. В твоем возрасте – это последний шанс. А я еще и не такого мужчину отхвачу! – заявила Анастасия, складывая свои слегка переколотые гелем губки бантиком.
– Ты достигла своей цели, выгнав Таню с ролей? – уточнила Груня.
– А тебе-то что? Вы подругами не были.
– Женская солидарность. Она – наши старые кадры.
– Понятно. Ты такая же старушка. По возрасту точно ближе к ней, – хмыкнула Настя, вальяжно разваливаясь на диване.
– Думай, что хочешь. Только не доросла ты еще, чтобы вот так вышвырнуть ее с ролей.
– Не тебе решать! Все уже без тебя решено! – нахально заявила старлетка.
– Отработала у Эдуарда? – прищурила глаза Аграфена. Ну что за характер у этой еще молодой женщины? Все бы ей делать пакости…
– А то!
– А то, что у Тани с Эдуардом Эриковичем много лет были близкие отношения, тебя не смущает? Хотя, кого я спрашиваю… – сокрушенно махнула рукой Груня.
– Меня – нет, не смущает. Мало ли с кем у него что было! – честно ответила Настя, которая гнула свою линию – дорогу молодым, причем любым способом.
– А ведь он и тебя сможет взять да и поменять на кого-то в недалеком будущем. Это тоже не смущает? – спросила Аграфена.
– Нисколько! Старик уже не доживет, не успеет поменять меня на кого-то. – Анастасия рассмеялась, что выглядело дико при ее синем, опухшем носе. Прямо злой клоун из фильмов ужасов.
– Ты злая, Настя.
– И что? – беззаботно спросила девица.
– Неужели тебе совсем не жалко Ветрову? – Аграфена все пыталась найти в собеседнице хоть каплю женского сочувствия.
– Жалелки не хватит всех жалеть. Мне что, ждать, когда она умрет от старости на сцене? Так я и сама уже в годах прибавлю. А чтобы она сама ушла – не дождешься.
– То есть призывать к твоей совести бессмысленно? – уточнила Груша.
– Абсолютно. У меня ее нет. А про то, что ты ходила к Эдуарду и грозила ему уйти, если он снимет с ролей Таню, я уже в курсе.
Груня опустила глаза. «Значит, девица в курсе, что Эдуард Эрикович не повелся на мою провокацию и совершенно спокойно и неожиданно уволил меня».
– Да уж, добро только в сказках побеждает, – усмехнулась она.
– Точно! На этот раз и ты пострадала. Потому что очень не вовремя влезла к Эдику с просьбой вернуть Ветрову. Наш режиссер все не знал, как от нее отделаться, а тут такой шанс выпал – у той рожу перекосило, да еще траванулась перед премьерой. И декоратора другого он тоже найдет. Не великая ты знаменитость. Эдуард теперь ни перед чем не остановится! – выпалила Анастасия.
– Я не сомневаюсь, у него теперь хороший советчик, дела театра пойдут в гору… Ты, Настя, бесстыжая, вульгарная бездарность. И обоим вам все равно не построить счастья на костях других людей.
– Кто бы говорил! Уж не знаю, что ты с Вилли сделала, просто приворожила с первого взгляда, – огрызнулась старлетка и встала с дивана. – Ладно, я пошла. Вообще-то я к Вилли приходила, да вот тебя застала. Покедова, уволенный декоратор! Отхватила свой куш, так и молчи! – Настя развернулась на каблуках и выскочила из номера.
«Все-таки хорошо, что я ей лицо разукрасила. Понимаю, что Таня все равно выглядит хуже, но и эта нахалка тоже теперь не фонтан», – подумала Аграфена.
Набравшись смелости, то есть выпив еще шампанского, она отправилась к Татьяне.
Под дверью номера Ветровой Груня провела томительно долгое время. На все ее просьбы и мольбы Таня отвечала: «Я никого не хочу видеть! Уходи, Груша».
– А я вот очень хочу тебя увидеть! – твердила художница. – Вот такое у нас тут несовпадение. Я ведь, между прочим, тоже уволенная, так что мы с тобой в одинаковом положении. И полетим домой в одном самолете. И если ты, Таня, мне сейчас не откроешь, я буду вынуждена полезть к тебе через балкон – или с первого этажа, или из соседнего номера. Сразу же предупреждаю: я эквилибристикой никогда не занималась, так что если сорвусь вниз, будешь виновата ты. Я прямо сейчас составлю завещание, и пусть именно так напишут на моей могильной плите. Здесь, я смотрю, уже открыт конкурс на самое нелепое завещание. Думаю, что я, хоть и не сценарист, и не режиссер, смогу переплюнуть своего папашу. У нас с ним это в крови у обоих.
Дверь открылась.
Груня рванула внутрь, гадая, в каком настроении находится Таня. Актриса могла быть агрессивна, полна злобы, горечи, обиды и жажды мести. И в таком состоянии под ее горячую руку лучше было не попадаться. А если Ветрова раздавлена, уничтожена, заревана и готова наложить на себя руки, то это очень и очень опасно. Артисты – люди весьма импульсивные и эмоциональные, способны натворить что угодно. А уж после такого страшного для актрисы известия, что она снята со всех главных ролей из-за возраста и временно изуродованной внешности, от Ветровой можно ожидать всего. Художница, когда шла сюда, даже боялась увидеть бренное тело Татьяны в петле, без малейшего шанса к возрождению. В общем, сердце Аграфены готово было выскочить из груди. Она бросилась к Тане, сидящей перед трюмо, – и остолбенела от неожиданности.