– И из всех живых людей ты выбрала для допроса меня? – Николай Еремеевич ослабил галстук.
– Ты очень нервно отреагировал на мой вопрос, а я всего лишь поинтересовалась. – Груня как-то напряглась, не понимая, куда может затянуть ее этот неприятный разговор.
– Давай, выпьем? – предложил актер.
– Ты же бросил!
– Сейчас опять начну – после твоих подозрений.
– Хорошо, только давай уйдем из номера Насти, пусть она отдохнет. И потом, не подозреваю я никого, пусть преступника ищут профессионалы.
– Как скажешь.
Они пошли в номер Николая Еремеевича, где царил полный бардак, то есть просто холостяцкий хаос.
– Извини, у меня тут…
– Ничего-ничего, одинокий мужчина имеет право на легкий беспорядок, – успокоила его Груня.
Николай Еремеевич достал из своих запасов бутылку коньяка и плеснул по полбокала.
– Помянем Эдуарда Эриковича…
– Пусть ему земля будет пухом, – согласилась Аграфена.
– Я бы на твоем месте не пила с ним, – вдруг раздался голос Татьяны у них за спиной.
Груня посмотрела на вошедшую и осунувшуюся Ветрову. Казалось, та даже похудела за прошедшие сутки.
– Таня? Как ты?
– Поставь бокал, – повторила актриса глухим голосом.
– Почему? – удивилась художница.
– Потому что это он убил моего Эдуарда.
– И ты туда же! – всплеснул руками Николай Еремеевич, подходя к Татьяне и усаживая ее на диван. – Сколько же можно повторять, что я не убивал Эдика? Успокойся! Давайте все успокоимся и выпьем!
Таня тихо заплакала. Бывший ведущий артист плеснул коньяк в третью рюмку.
– Думаю, пора нам возвращаться домой. Там все придет в норму.
– Выдадут тело Эдика и сразу же уедем, – всхлипнула Ветрова.
– А что говорят полицейские? – повернулась к ней Аграфена.
– Да пока ничего… Кроме того, что точно доказано: Эдуарда отравили.
Раздался телефонный звонок, и Николай Еремеевич, как хозяин номера, взял трубку. Он фактически не говорил, а только слушал и мрачнел с каждой секундой. Потом так же молча отключил связь. Затем долго не решался повернуться к женщинам.
– Что там? – спросила Ветрова. – Говори, не томи.
– Таня, покрепче обними Грушу…
– Зачем?
– Вы теперь сестры по несчастью. Поддержите друг друга, – глухо произнес актер.
– Да что случилось?
– В больнице умер Вилли… Мне только что звонил Дебрен и попросил меня сказать об этом вам.
Аграфена ахнула и закрыла рот руками, чтобы вместе с диким криком отчаяния из нее не вышла вся жизнь. А затем потеряла сознание, повалившись на мягкие телеса Татьяны. Помощь друзей иногда бывает просто физически необходима.
Прошло три недели.
Аграфена в классическом брючном костюме и легком плаще сошла с трапа самолета, приземлившегося в Будапеште. Уверенной походкой прошагала к стоянке такси и назвала адрес отеля Вилли.
– Гостиница вроде на ремонте, – посмотрел на нее водитель. – Если вам надо где-то остановиться, то я могу посоветовать и другие хорошие отели.
– Мне нужен именно этот, – сказала, как отрезала, Груня.
Автомобиль подъехал к знакомому ей красивейшему месту, но вместо светлого, такого воздушного отеля Вилли она увидела уродующие фасад леса из досок, строительных сеток и железной арматуры. Вход в отель был закрыт, само здание огорожено по периметру. Аграфена не нашла звонка и встала у ограды. Первым человеком, который оказался в поле ее зрения, был рабочий в строительной каске. Она жестами подозвала его и принялась изъясняться на английском языке. Но мужчина, сдвинув каску, почесал затылок и сказал по-русски:
– Я вас не понимаю. Я из Молдавии, говорю на русском и молдавском.
– Отлично! – обрадовалась художница, тоже переходя на русский. – Очень даже хорошо!
– Что вы хотели?
– Я только что прилетела из Москвы.
– Отель не работает. Две недели как на ремонте, всех переселили в другие отели. Нас вот наняли для капитального ремонта и реконструкции…
– Я бы хотела поговорить со старшим.
– С прорабом?
– Нет, с владельцем.
– Я всего лишь рабочий, – развел руками парень.
– Это очень важно, – заверила его Груня.
Бумажка в пятьдесят евро сдвинула их диалог в положительную сторону. Купюра исчезла в одном из многочисленных карманов спецодежды рабочего, и вскоре к Аграфене вышел прораб. С ним она повела разговор уже на английском.
– Что здесь происходит? Я останавливалась здесь три недели назад, и владельцем отеля был Вилли.
Прораб сдвинул каску на затылок.
– Да, было именно так, но случилось непоправимое – хозяин отеля умер. Уж не знаю, что там произошло, вроде еще совсем молодой мужчина был… Но наследников у него не оказалось, и все имущество, в том числе отель, перешло к какому-то международному театральному фонду. А тот затеял тут…
– Ремонт?
– Да, капитальный. Внутри все ломается, год-два работы продлятся, – сообщил прораб. И представился: – Итен.
– Очень приятно. А могу я пообщаться с кем-то из представителей фонда? – спросила Груня. И, поняв, что путь ее будет нелегок и тернист, сунула и ему бумажку в пятьдесят евро.
– Это лишнее! – сразу же отдернул руку мужчина, посмотрев наверх.
Художница проследила за его взглядом и заметила метнувшееся в одном из окон лицо и колыхание занавесок.
– Пройдите на второй этаж, номер двадцать восемь. Но не думаю, что с вами особо будут общаться. Тут люди с характером… – предупредил прораб.
– Спасибо, Итен. Я найду чем их заинтересовать, можете не сомневаться. У всех у нас в определенных ситуациях проявляется характер.
Груня уверенно ступила каблуком на деревянный настил, проложенный по испорченному стройкой газону, и вошла в отель, пропахший строительной пылью и какими-то растворами.
Дверь под номером двадцать восемь она толкнула так же решительно, похоже, зная, кого там обнаружит.
– Здравствуй, Таня, – произнесла Аграфена, входя внутрь и даже не глядя на присутствующую там женщину.
Гостиничный номер имел вид весьма непрезентабельный. Шкафы сдвинуты в угол, кровать застелена целлофаном, на котором уже образовался осадок из светло-серой пыли, паркетный пол чем-то поцарапан, возможно, во время передвижения мебели. Посередине обезображенной комнаты за столом восседала Татьяна Ветрова, одетая в джинсы и не очень чистую футболку. На столешнице перед ней лежала гора каких-то документов и чертежей. Выглядела актриса очень уставшей и замотанной.