Клаус. На лице рыбака блуждала недобрая улыбка, а прищуренные глаза буравили нас так, словно мы оказались исчадием ледяных демонов.
— Глупость затеял старик, клянусь потрохами Темного, — добавил он. Морренгайм согласно хмыкнул.
Я почувствовал себя в ловушке.
— Многие с возрастом теряют ясность ума. Боюсь, это тот самый случай. — Клаус подошел к дальней двери и стукнул в нее кулаком: — Док! Привели пацанят!
— Одну минуточку! — с той стороны немедленно отозвался глухой старческий голос.
Фарри задрожал. Он старался держаться чуть позади меня.
— Одну минуточку!
Наконец старик в пушистом длиннополом халате вышел в гостиную. Абсолютно лысый, с глубокими морщинами человек едва перемещался, ощутимо опираясь на железную трость. Набалдашник последней был выполнен в виде рыбьей головы.
Искусный мастер изобразил ее с раскрытым ртом.
Доктор Эккер подслеповато щурился, а из-за черных татуировок, покрывавших его лицо, щелочки глаз казались неразличимыми. Тонкая шея, на которой отчетливо проступали сухожилия, была покрыта темными пятнами даже там, где не струилась вязь татуировки.
В комнате запахло старостью.
— Здравствуйте, молодые люди, — почтительно приветствовал он нас. — Рад видеть тех, кому удалось выжить в пустыне.
— Найвэл просил… — прогудел озадаченный Морренгайм, но умолк под взглядом старика.
— Ну, юные рыбаки, пройдемте, — прошамкал доктор Эккер и поманил меня рукой. На миг мне стало страшно, но я смело шагнул вперед, понимая, что, может быть, так успокою Фарри.
— Дурацкая идея, — прокомментировал Клаус.
— Станешь старостой — сможешь оценивать, — дребезжащим голосом ответил на это Эккер. — Пойдемте, молодой человек.
Комната, в которую он меня отвел, была очень маленькой. Но очень теплой. Посреди помещения на возвышении стоял стул с ремнями.
— Что это? — занервничал я. Выглядело это приспособление как место для пыток.
— Для блага общего. Садись.
Я осторожно опустился, чувствуя, как пересохло в горле. От старика не исходило никаких злых намерений. Он был занят какими-то своими размышлениями, несущими ему мир.
Но когда он затянул ремнями мою левую руку — я дернулся.
— Сиди спокойно, молодой человек. Я слишком стар, чтобы удерживать тебя. Но если хочешь, позову сюда Клауса, и он тебя подержит.
Плотно сжав зубы, я судорожно кивнул и даже не сопротивлялся, когда теплая кожа опутала мне лоб и притянула к спинке стула. В носу свербело от запаха лекарств. Точно так же пахло в медицинской лавке кассин-онгского врачевателя Идианы. Это чуть-чуть успокоило.
— Вот и хорошо. Вот и славненько… — пробормотал старик. Потом, кряхтя, он застегнул ремни у моих ног. — Не бойся.
Наконец вторая рука оказалась притянута к подлокотнику, и я оказался обездвиженным. С каждым мигом страх во мне подбирался все ближе и ближе к горлу. Сердце колотилось так часто, что в груди заныло.
Старик же неторопливо закатал мне рукав на левой руке, протер кожу на предплечье пахучей тряпочкой и потом стал возиться у небольшого столика, звеня инструментами.
— Это почти не больно, — сказал он.
— А можно как-то избавиться от татуировки? — вырвался у меня вопрос.
Эккер не отреагировал, перебирая инструменты. Затем довольно крякнул и повернулся ко мне, держа в дрожащих руках шприц.
— В другой раз, молодой человек, я бы выгнал тебя вон за такие слова. Потом сказал бы об этом Найвэлу, и он отправил бы тебя гулять в пустыню дальше. Но раз обстоятельства требуют спасти никчемные жизни маленьких бродяг, то я отвечу: можно. Но это очень больно, малыш. Конечно, если попадется хороший мастер и не оставит тебе шрамов на всю жизнь. Однако если кто-то в гильдии Снежной Шапки узнает о твоих намерениях…
— Спасибо… — Мне было достаточно той информации.
И старик приступил к работе. Та жидкость, которой он смазал мне руку, притупила боль. Честно говоря, это было даже чуточку приятно, и я, как зачарованный, наблюдал за тем, как на моем предплечье появляется изображение широкой рыбки с красивыми плавниками. Доктор прокалывал кожу иголкой, впрыскивал туда свои чернила — и так рисовал одну из тех несчастных, что мы сегодня ловили.
— Это лассарь, — пояснил Эккер, заметив мой интерес. — Хорошая рыба. Но простенькая. У посвященных не бывает других рисунков.
…Когда работа закончилась, старик закашлялся, убрал инструменты в ящик и неторопливо освободил меня от пут. Я все это время смотрел на рыбину у себя на руке и, клянусь, это удивило меня, наслаждался картинкой. В кои-то веки я принадлежал чему-то большему. Я стал, пусть и понарошку, частью могучей гильдии. Гильдии, которая не боится военных кораблей. Это воодушевляло.
— Позови сюда своего друга, — проскрипел старик и прислонился к столику с инструментами.
Я вышел из комнаты с улыбкой на лице, которую тут же сбил ужас Фарри.
— Иди, не бойся. Это совсем не больно. Смотри! — Я показал ему лассаря. — Это лассарь! Правда, красиво?
Рыжеволосый мальчик был бел, как снег. Его обескровленные губы тряслись, как у умирающего старика. Он покосился на выход, у которого стоял Морренгайм с дальнобоем, потом на меня.
— Я не хочу! — просипел он.
— Не бойся! — попытался я успокоить его. — Все будет хорошо! Давай, иди!
Мне пришлось приобнять его за плечи, и он, словно зачарованный, прошел со мной через гостиную и остановился у двери.
— Заходите, молодой человек, — позвал его Эккер.
Фарри отшатнулся, и тут я толкнул приятеля в спину и захлопнул дверь. Иногда кто-то должен дать толчок, чтобы человек принял правильный выбор.
Вот только я не уверен, что в тот раз это не было ошибкой.
Крик Фарри раздался через минуту после того, как дверь закрылась. Вопль ужаса и ярости потряс темное помещение, и в тот же миг Клаус ринулся на помощь доктору. Я хотел последовать за ним, но рыбак отшвырнул меня в сторону, и я упал на пол, больно ушибившись локтем.
— Нет! Не надо! — чуть ли не плакал мальчик, оказавшийся за закрытой дверью в компании злого Клауса и старого доктора. — Не надо!
— Заткнись, сученыш! — ревел ему в ответ рыбак. — Закрой пасть, а не то я тебе ее закрою!
— Пожалуйста!
Я забарабанил в дверь, желая помочь приятелю. Не знаю, что бы мне удалось для него сделать, но сидеть и слушать его криков я просто не мог.
— Прошу-у-у ва-а-а-ас!
Грохнула дверь слева от меня, и из комнаты, откуда пахнуло нездоровым духом, появился осунувшийся Эльм. Его покачивало от слабости, но ярость наполняла тело праведной мощью.