— Никому не говори.
— Погодите, мастер Зоран! Вы же говорили, что она вам подходит! — Голос Раска взмыл под потолок ломаным фальцетом. — Вы же говорили!
Ему стало страшно. Я думаю, его воображение нарисовало тело внучки, распластанное на снегу, с отрезанной белокурой головкой. Мое же дополнило картину образом язвительно улыбающегося Джея ан Данера, сжимающего окровавленный нож.
— Теперь не подходит. — Эмпат щелкнул на прощание челюстью и вышел в прихожую. Наступила мертвая тишина. Мне показалось, что мое дыхание слышат все, и потому я старался дышать как можно тише и медленнее, ртом. Три эмоции смешались в один клубок, и от этого мне стало душно. Голова закружилась.
Фарри стоял, прикрывая девушку своим телом, и старался не смотреть в мою сторону. Он был занят молчаливым боем со стариком. Я не хотел поворачиваться к хозяину фермы. Мне достаточно было увидеть то, как втянула голову в плечи Шэлли, как нервно сглатывает мой смелый друг.
— Вы… вы… Это… Ах ты, распутная шлюха! Да как… О Светлый Бог! — Я услышал, как старик опустился на скрипнувший стул. Его ярость жгла мне спину, его боль пронзала мое сердце, его отчаянье душило мои мысли. Фарри… Что же ты наделал… Как я раньше не догадался, что значили их с Шэлли теплые взгляды и внимание друг к другу…
— Жизнь Собирателя ужасна, мастер, — пробурчал мой друг. — Я знаю, что это. Вы не должны были…
— Пошли вон! Оба! ПОШЛИ ВОН ОТСЮДА! — заорал Раск. — Прочь с глаз моих, пока я вас обоих не прикончил!
— Дедушка, я сама так решила, — робко вмешалась Шэлли. — Они не ви…
— Закрой свой рот, распутница! Ты разбила мне сердце. А вы двое — прочь. Прочь, или я позову стражу!
Он швырнул в меня миской. Горячие овощи попали за шиворот, и я взвыл от боли и обиды. За что меня? Я же старался. Я все делал правильно.
— Эд не виноват! Это я сделал! — Друг неуклюже попытался вступиться за меня. — Я сам уйду, не волнуйтесь.
— Вы оба из одной кучи дерьма вылезли! А я вас обогрел, подобрал, защитил. Ах ты… Я ж к тебе как к сыну… — чуть ли не плакал старик. — Вон отсюда! Предатели. Вы все меня предали. Предали!
Он всхлипнул, отчего вздрогнул Фарри.
— Дедушка… — крикнула Шэлли, на глазах ее блестели слезы. — Прости меня… Прости, пожалуйста.
Ее слова почему-то больно ранили моего друга, но он не подал виду. Костяшки на его кулаках побелели от напряжения.
— Пошли прочь! — проскулил старик. Грохнул ящик стола.
— Дедушка! — взвизгнула Шэлли.
Старик держал в руках миниатюрный дальнобой, по морщинистым щекам текли слезы обиды.
— Прочь… Я клянусь, если еще хотя бы раз увижу вас, то убью не колеблясь.
— Уходите, — повернулась к нам Шэлли, старательно пряча взгляд от изумленного Фарри. — Пожалуйста… Уходите…
Я пришел в себя только на улице, торопливо одеваясь на жутком морозе и беспомощно поглядывая на приятеля.
— Деньги… Я не взял мои монеты, — вырвалось у меня. Сердце гулко ухнуло в груди, вмиг наполнившись отчаянием. Монеты остались лежать под подушкой. В комнате, куда нас теперь не пустят. Драный демон! Драный Фарри!
— Я взял их, — буркнул Фарри. — Прости. Я должен был сказать тебе… Но…
— Вот именно, Фарри. Ты должен был… Я бы помог… А теперь…
Мне не хотелось с ним говорить. Теперь, когда за нашими спинами захлопнулась дверь гостеприимного дома. Хорошо, что он хотя бы о монетах подумал.
«Но при чем здесь я? При чем здесь я, скажи?»
Мороз отвлек от дурных мыслей. Плотно застегнувшись и замотавшись в шарф, я натянул на глаза шапку и угрюмо посмотрел на стену, отделяющую нас от Торгового района.
Мечты уже завтра расплатиться с Эльмом рассыпались в прах. Нам же нужно на что-то жить. Даже если мы соберем тридцать монет из наших сбережений… Это ничего не изменит.
— Прости меня, Эд…
— Нам необходимо найти место для ночлега. Сегодня довольно холодно, — бесцветным голосом ответил я ему. Они провинились, а расплата досталась мне. Надеюсь, оно того стоило. — Идем…
— Эд… Ты не представляешь, через что я прошел ради того, чтобы ее не забрали Собиратели, — сказал мне в спину Фарри.
Я зашагал по льду к воротам, даже не слушая его оправданий. В груди ныли обида и злость. Сейчас я чувствовал себя как голодающий, у которого выдернули изо рта последний кусок вяленой бродунины. Вкус еще остался, но это всего лишь вкус…
— Прости меня, Эд!
Я не отреагировал.
Место для ночлега мы нашли в уже знакомом нам квартале мертвых домов. Именно здесь, в заброшенном переулке, я впервые столкнулся со следами Звездного Головача. Именно здесь должен был закончиться мой путь к свободе. Радаг уже в городе. Долг Эльму не погашен. Будущее рисовалось совсем безрадостно.
Нашим пристанищем стала небольшая обледенелая хижина неподалеку от канала. Судя по количеству свечных огарков, это место когда-то пользовалось популярностью, но сейчас принадлежало только нам. По центру комнаты стояла небольшая печка. Я забился в самый дальний угол и, не реагируя на извинения Фарри, повернулся к нему спиной, надеясь уснуть. Здесь было холодно. Гораздо холоднее, чем в памятной ледяной избе. Тело сотрясала дрожь, оно коченело даже в теплых парках. Я скрючился так, чтобы морозу не досталось ни одного кусочка открытой кожи. Фарри, подготовившийся к изгнанию из дома ан Гетеров, вытащил из рюкзачка небольшой бурдюк с энгу и нож с обмотанной кожаными ремешками ручкой. Затем он деловито вскрыл ножом топку печи, кинул туда кусок льда и осторожно, бережно, полил его энгу. Острый запах наполнил комнату. В носу засвербело.
Мы оба молчали.
Наконец Фарри достал огниво, и энгу вспыхнула, разгораясь все ярче и ярче. Лед принялся таять, насыщая пламя силой. Этого бурдюка нам должно хватить на пару дней. Хоть что-то хорошее. Несмотря на то что мне было холодно, я не попытался подойти поближе. Скоро жара будет больше, и тепло доберется и до моего угла. Находиться рядом с Фарри мне вовсе не хотелось.
Мой друг наконец захлопнул дверцу, и в темноте дома та осветилась огненным контуром сокрытого в нутре печи пламени.
Сознание туманилось, и я то и дело проваливался в дрему, из которой то и дело вылетал, с надеждой глядя на просвет в двери. Потом переводил взгляд на ровный огонек печи и закрывал замерзающие веки. Ночь уходила неохотно, печка едва справлялась с тем, чтобы мороз не убил нас обоих, и мне было очень холодно. Наверное, меня била крупная дрожь, потому что в конце концов Фарри тяжело поднялся, подошел ко мне и сказал:
— Двинься.
Он лег, и мы прижались друг к другу спинами, пытаясь хоть так согреться. После этого шага я спал гораздо спокойнее, и мне снилась теплица. Сказочный мирок, который я потерял.