– Да.
– Еще говорят, будто ты… словом, не огр совсем. Не чудовище. Человек заколдованный. Рыцарь, на которого набросили чары.
– Мало ли болтают? – просопел Браги. – Кому нужна правда? Закон жанра – все обрастает подробностями. Как там их? – мифическими…
– Однако сам про себя ты баек не сочиняешь?
– Нет.
– Так ты все-таки…
– Отвянь!
Зирвент посмотрел на призрачный замок, видневшийся на противоположном берегу озера.
– Что ж это получается, – сказал вагант. – Ты не чудовище, а облик у тебя чудовищный… Это я так, фигурально. Помнишь ли ты что-нибудь из того времени, когда был человеком?
– Отстань, говорю.
– Но все же.
– С ума сойти можно! – Огр перевернулся на бок, в противоположную от костра сторону.
– Интересно ведь! Откуда я мог знать еще вчера, что попаду в эту глухомань и влипну в такую историю? И что в этой истории будет всё. Заколдованная дева, благородный воитель, любовь, колдовство, ведьма и заклятие, которое можно снять, только выполнив определенные условия! Да еще и знаменитый Страшила появляется откуда ни возьмись и спасает меня. Если я кому расскажу, никто не поверит!
– Вот именно. Поэтому не рассказывай.
– Расскажу на следующей же попойке.
– Кто-то бренчал о том, что не будет больше пить.
– Ну, так не буду, а по-другому буду. Не о том речь… Пойми, огр, эта история волшебная, романтическая! Уж поверь, я кое-что в этом понимаю…
– Ты?
– Я. Я – вагант, не забывай. В Арвендии просто созданы все условия для всевозможных любовных приключений. Огромный город, полный соблазнов и красивых женщин. Элизиум для таких, как я… А чем занимается студент?
– Учится.
– Нет. Учеба это учеба. А занимается студент… как бы это сказать…
– Волочением за всем, что носит юбку. Лишь бы мордочка смазливая была. – Браги сел и протянул ноги к огню.
– Хм, грубо, но точно, – улыбнулся Зирвент. – Так вот. Если хочешь знать, только этим я большую часть времени и занимался. – На лице ваганта появилось сладостно-мечтательное выражение. – Балкончики, беседочки, темные уголочки, сеновальчики, шепоточки, щипки, поцелуйчики и клятвы верности под омелой, батистовые платочки на память, запах духов, оборки на трусиках, румяные щечки, разгоряченные грудки… Мммм! Красота.
Огр расхохотался.
– Похоже, ты спец в таких делах. А еще обалдуй и ветрогон!
– Тем и живем, – не смутился Зирвент. – Однако я об иных материях повествую. Об этой истории. Она – настоящая. Такая, как в сказке, как в красивой легенде. И любовь в ней – истинная! – Студиозус горестно вздохнул. – Не то что с некоторыми… не то что с Меридеей… Кхе…
– Меридея, значит? – усмехнулся Браги.
– Меридея… Любовь моя…
– Ну-ну. Жениться собираешься небось?
– Э нет! Ни в коем случае!
– Понятно.
– Ничего тебе не понятно! – фыркнул вагант. – Ладно, речь не о неблагодарной и неверной дочке аптекаря. Речь об истинной любви. О судьбе. Потому что истинная любовь и есть судьба. Кто знает, может быть, я и ищу ее! – добавил он.
– Выходит, ищешь не там. Не в Арвендии и ее окрестностях надо это делать. – Огр раскрыл ладонь, и на нее спикировали две пестрые бабочки.
– Судьба, – проворчал вагант. – Не знаешь, где она найдет тебя. Роменехиаса нашла здесь…
– Что-то я не понимаю, – сказал Браги. Бабочки парой вспорхнули с его руки и улетели. – Ты что, завидуешь Роменехиасу?
Зирвент снова вздохнул.
– Сто лет, огр! Сто лет! Десять распроклятых десятков! Видел ее? Видел ее лицо? Я и подумал: а будет ли меня кто-нибудь ждать? Так стремиться ко мне, даже будучи статуей? Мурашки по коже, огр! Волосы на голове шевелятся, когда об этом подумаю!
Вагант отвернулся, стал смотреть на озеро.
Браги почесал затылок.
– Эге… Я и не знал, что тебя так сильно это задело за живое.
– Ерунда. Все познается в сравнении, правильно я мыслю? Когда видишь что-то другое, начинаешь думать, а много думать вредно, уж ты мне поверь, как студенту. От думанья башка пухнет и извилины в мозгах закручиваются. Вот я! Отправили меня мои возлюбленные родители учиться. В семнадцать лет. В Арвендию. Не хотел я, а папаня настоял, он у меня глава зеркалоделательной гильдии. Надо, говорит, тебе в люди выбиваться. Иди учись, станешь потом уважаемым человеком. Тьфу! Как приехал я, дурень провинциальный, в столицу Даймории, так крышу у меня и снесло. И пошел я в загул, по бабам, по кабакам… Переборщил, словом. Все проиграл, все пропил, что было. Если бы не одна знакомая женщина, меня приютившая, не давшая пропасть, не знаю, что бы со мной случилось. Отпоила, откормила после жестокого запоя, в чувство привела. Заставила пойти в банк, взять у гномов на отцово имя денег, сама выступила гарантом, потому как гномы ни гроша не дали бы мне, а им-то она знакома была. Словом, успел я поступить в Университет. Учусь с тех пор, стараюсь держаться в рамках. Учиться – хорошо. Когда не надо сдавать экзамены, конечно… Ну, да это все детали. В чем же суть?
– Ну?
– Я думаю: а моя ли это судьба? Может быть, да. Может быть, нет… Как можно определить? То, что я делаю, я делаю потому, что так захотели мои родители, – надулся Зирвент. – Чего хочу я сам, кто скажет?
– Философия, – отозвался огр. – Какие твои годы, стручок? Не мудрствуй. Радуйся, пока есть у тебя батистовые платочки, балкончики и беседочки с клятвами вечными под омелой. Не бери в голову всякую ерунду. Не ставь себя на место Роменехиаса. Ты понятия не имеешь, каково ему. Не пытайся быть им. В легенде это красиво, а по правде… тоска и тлен. Увядание. Даже каменная роза, придет время, рассыплется в пыль. Оставь все это легендам и эльфийским балладам. Оставайся в Арвендии, вернись туда после каникул, живи дальше в большом городе с большими соблазнами. И стань в конечном итоге уважаемым человеком, носи бархатный берет и пурпурный плащ, о котором твоему прадеду, скорняку, приходилось лишь мечтать долгими зимними вечерами в каморке, где, кроме него, охали и стонали в свете каганца жена и пятеро детей, видевших мясо лишь по большим праздникам… Вот это и есть твоя судьба, Зирвент. И прости огру его откровенность, мы, чудовища, бываем довольно бесцеремонными.
Браги отвернулся, стиснув кулак. Помолчали. Наконец вагант, сидевший до того тихо, словно мышка, кашлянул.
– Огр…
– Чего тебе еще?
– Ты вызовешь Роменехиаса на поединок?
Молчание.
– Вызову.
– Почему?
– Потому что это судьба. Его судьба. А я – орудие. Как всегда – орудие. Потому что у него может не быть другого шанса.