— Веди, о кролик! — сказал я.
Тут на меня налетела невидимая волна, и я понял, что чувствует корабль в пятибалльный шторм. Одно мгновение — и меня вынесло на противоположную сторону улицы. Второе мгновение — и Браул уже несется обратно, перебирая ногами, словно белка в колесе. Понимая всю опасность столкновения с чугунной оградой, я схватился за другой фонарный столб, приятеля моего приятеля.
— Минуточку, — сказал я, отвинчивая свои конечности от столба. — Все в порядке… уже иду.
Кролик ждал и был само средоточие терпения. Ушки шевелились, носик подрагивал. Сидя на задних лапках, зверек держал передние в позе «я бедненький несчастный малыш», хотя его физиономия на бедность и несчастья не намекала никоим образом. Даже не знаю, где можно найти в нашем королевстве более нейтральное выражение того, что принято называть мордой.
А вот интересно, он состоит у Изенгрима на службе или их знакомство шапочное? И почему, шлепая по грязи, он до сих пор не обзавелся даже самым маленьким пятном? Хотя в глазах моих двоилось и троилось и число кроликов периодически увеличивалось, но я отчетливо видел, что зверек ступает в лужи и блестящие в свете уличных фонарей островки грязи. И хоть бы хны. Его шерсть была не просто белой, а возмутительно белой, она светилась.
Магия, о да, конечно! Она пропитывает многогранный мультиверсум и в нашем мире является едва ли не главной движущей силой. Прогресс, культура, наука, сами основы цивилизации замешаны на чарах, поэтому стоит ли удивляться, что милый зверек с симпатичными ушками сохраняет белизну только что накрахмаленной рубашки, даже купаясь в грязной луже? Нет, не стоит.
В общем, он бежал впереди, а я, закладывая виражи, галопировал сзади. Было довольно весело, и, может, поэтому ваш покорный время от времени разражался высоким визгливым смехом, нарушая покой ночных улиц Мигонии.
Особенно забавляла меня перспектива встречи со стражниками, патрулирующими вверенную территорию. То-то удивятся они, узнав в смутьяне своего старого знакомого! «Что вы тут делаете?» — спросят блюстители закона, сдвинув брови, а я наплету им, как в старые времена, с три короба и назовусь Дуду Леттинпупсом. Именно под этим именем я фигурировал когда-то в стражнических протоколах.
Если говорить о ночи вообще, то выдалась она, без преувеличения, дивной. Правда, таковой ее нашел бы скорее призрак, вампир или оборотень, но и я, вдохновленный крепким вином, не прочь был полюбоваться ее красотами. Главной, ведущей красотой, задающей общий тон, была полная луна. Словно начищенное серебряное блюдо, висела она меж ползущими невесть куда облаками и раскрашивала их отличным мертвенным светом. Иногда закрывалась, точно кокетка, облачной вуалью, но вскоре вновь показывала мне свой круглый лик.
Улицы и дома вокруг меня потеряли свои обыденные свойства и стали напоминать декорации для какой-нибудь жуткой истории, вроде тех, где на каждом шагу встречаются таинственные незнакомцы в масках, гробокопатели с заячьей губой и фальшивые нищие, покрытые фальшивыми язвами. Именно в такое время суток означенные господа обожают выползать из своих зловещих нор и проворачивать разные темные делишки. Почему-то светлый день не вдохновляет их на криминальные подвиги, нет. Им подавай четко очерченные луной тени и завывающий над надгробными плитами ветер. «И вот, — подумал я, — мне довелось стать одним из них». Конечно, грабить могилы и совершать темные обряды на местах, где концентрируется древняя темная сила, я не собираюсь (в данный момент), но все равно — ощущения странные.
Метров, по моим прикидкам, через триста я задался вопросом, как меня угораздило во все это влезть. О, знаю! Изенгрим Поттер, единственный и неповторимый! Зубастик, верный своим привычкам издеваться над ближним, этот злодей с приветливой улыбкой, которому ничего не стоит заслать такого дурня, как я, на край света!
«И когда же ты, Браул, научишься осторожности?» И какая холера заставила меня так нарезаться?
Ответ был прежним: Изенгрим Поттер.
Мастер злых шуток.
Брат Талулы…
На мосточке через канал Мира я едва не кувыркнулся в воду. Меня спас высокий парапет — хвала древним строителям. Посмотрев вниз, я заметил, как зловеще мерцают в лунном сиянии тихие волны. Они шептали мне что-то, но я не понимал. Их тоже, наверное, сразило мрачное очарование ночи.
А белый кролик заставлял меня идти вперед. К своим проводническим обязанностям зверюга относилась трепетно, со всей ответственностью, и с этой точки зрения я мог ей только позавидовать. Как сказала однажды моя родительница, чародейка Эльфрида: «Ты упорен в своем болванизме, но очень редко проявляешь то же качество в делах полезных!» Я не спорю. Таков ваш покорный слуга.
Кролик настаивал и пытался воззвать к моему разуму и совести. Впервые за все путешествие на его морде появилось хоть какое-то выражение. Приложив немало усилий, чтобы его фигура передо мной не двоилась, я пришел к выводу, что кролик начинает терять терпение.
— А мы что, спешим? — прокаркал я. Звук моего голоса гулким эхом заметался между стенами спящих домов.
Где-то очень далеко томимая бессонницей собака ответила мне тоскливым воем.
Этого хватило, чтобы волосы на моем затылке зашевелились.
Снова те же энергичные жесты со стороны кролика.
— Ладно, идем, — сказал я шепотом. — Одно мне известно твердо — я обещал…
К несчастью, таков долг чести. Если ты родился в лоне аристократической фамилии, изволь соответствовать положению, иначе при первом же удобном случае тебя швырнут в клокочущую пучину позора и заставят барахтаться в ней до конца жизни. Слово бедняка — булыжник, говорим мы, волшебники-аристократы, наше слово — утес. Имеется в виду, очевидно, что оно во много раз тяжелее и весомее, чем у какого-нибудь представителя низшего класса. И даже такому, по выражению Гермионы Скоппендэйл, тупице, обожающему сидеть с открытым ртом, как я, приходится держать планку. Отсюда произрастает большинство моих неприятностей. Пообещаю Гермионе, пообещаю какому-нибудь приятелю или группе их — и вот, пожалуйста. Ночь, улица, фонарь… ну и все прочее.
Обнаружив, что уже некоторое время иду, я огляделся. Да, похоже, углубляемся мы в не слишком респектабельные районы. Определить это можно было по запаху. Так, по моему мнению, могли пахнуть только мигонцы, стоящие на социальной лестнице значительно ниже меня. Их жилища, угрюмые и старые, смотрели на вашего покорного из глубокой тени, словно зомби, ждущие приказа хозяина-некроманта.
Жуть. Я прибавил ходу, продолжая вести сражение со своими вихляющими ногами. Белый кролик, скачущий впереди, казался мне светом в конце тоннеля. Впрочем, он и правда светился не хуже всякого фонаря. Все предметы, находящиеся рядом с ним, были видны отчетливо.
Я перешел на бег, и кролик тоже дал газу. В поле моего зрения появилась вонючая помойка, в которой копался омерзительный на вид котяра. Увидев меня, он зашипел, заподозрив, что я хочу украсть у него рыбные остатки. Времени убеждать его в обратном у меня не было, и диспут завершился, толком не начавшись. Подумав, что во мраке улиц мне могут встретиться и более опасные персонажи, я, как говорится, содрогнулся от ужаса.