Пока шел обмен любезностями, я нервно подливал себе вина из серебряного, украшенного драгоценными камешками кувшина. Что ж, и вино превосходное, и расслабляет прилично. Именно то, что мне требовалось. После нескольких почти полных бокалов я понял, что могу смотреть на мир, в котором бушуют страсти и выбрасывают облака серы вулканы, вполне даже беззаботно.
— Не понимаю! — воскликнула Гермиона.
Когда она думает, что кто-то водит ее на коротком поводке вокруг пальца, то начинает сердиться. Вот и сейчас волшебнице казалось, что Жаворонок вздумал над ней подтрунивать. Я без труда определял ее взвинченное состояние по яркому румянцу на щечках, похожих на грудки снегирей.
— Мне нет нужды рассказывать вам обо всем подробно, — был спокойный ответ, опять же в духе дворецкого. — Вы все узнаете сами.
— Когда?
Гермиона обычно не успокаивается, пока не вытрясет из кого-нибудь последние опилки; так она поступала со мной, и мне известно, как человек ощущает себя после экзекуции.
Но, вознамерившись вытрясти опилки из Жаворонка, девица просчиталась. Человеком он, как я уже заметил, никогда не был, поэтому обычные методы тут не годились. Придумывать же новые у Гермионы не было времени, потому что отрок сказал:
— Именно сейчас.
И ткнул пальцем в Слядена Исирода.
Коротышка вскрикнул и подскочил, словно это был не палец, а штопальная игла. Неистовый Странник скатился с оттоманки и очутился на полу.
Экспедиция в полном составе обратила на него удивленные взоры, и ни от кого из нас не укрылась зловещая странность. Нет, мы не находили в поведении Слядена ничего опасного. Дело в другом. Книга заклинаний выскочила у отшельника из-под кофты, словно была намазана мылом, и, взлетев в воздух, взмахнула страницами. Сделав мертвую петлю, она грохнулась на ковер и принялась делать то, что даже книги заклинаний делают чрезвычайно редко и ввиду особых обстоятельств. Похоже, сейчас они и были особыми, в чем мы убедились буквально через пару-тройку ударов сердца.
Удивленный Сляден не бросился к своему сокровищу, а сидел на полу, точно его сшибло лошадью. Возможно, он первым понял, в чем дело. На свое, надо полагать, счастье.
Книга трепыхалась, исполняя какой-то таинственный книжный танец, но мы, хоть тресни, не могли понять, в чем его смысл.
А потом, как всегда, грянуло то, от чего впору было поседеть и покрыться трупными пятнами.
Книга подпрыгнула в очередной раз, раздался треск и рычание, и перед нами предстало нечто без названия и неопределенной видовой принадлежности.
Мы оледенели, все разом (ну, кроме Жаворонка), словно на нас дыхнула находящаяся в дурном настроении Снежная королева. Волосы, как говорится, зашевелились у нас на головах, а в животах начался бал-карнавал для любителей чечетки.
Двухметровое существо мы теперь могли разглядеть во всех подробностях. Набрав в легкие (или куда-то там еще) воздуха, оно обдало нас волной страшного рева. Леопольда при этом опрокинуло на спину, и он грохнулся со своего места. Гермиона стала походить на жердь — испуг заставил ее вытянуться от пят до макушки. Тристан превратился в статую с открытым ртом, в котором казарка могла бы свить гнездышко, и глазами на лбу, кои по величине почти сравнялись со страусиными яйцами.
Если же упомянуть Браула Невергора, то ему вообще казалось, что он умер. Разве полнейшее онемение во всем теле не свидетельствует об этом? А идиотское желание хихикнуть и покрыться румянцем? Потеребить край сюртука, делая вид, что я — это не я, а совершенно другой человек? Ах нет, это из другой серии… В общем, понятно, что Браул Невергор, мягко говоря, огорошен.
Наконец чудовище решило, что метаморфоз достаточно и пора заканчивать презентацию. Оно стояло на двух ногах, точно громадная ящерица, и не знало, куда девать свои десять длинных щупалец и шесть рук. Хорошо хоть голова была в одном экземпляре, иначе бедняга совсем бы запутался.
Гость встряхнулся, словно псина, вылезшая из глубокой лужи, и зарычал:
— Наконец-то мне удалось сбросить оболочку! Йэээххх!
Ну и красавчик! Вот если взять и сложить в один котел самых уродливых жителей нашего королевства и перемешать их там до однородной массы, получится именно то, что украшает черепушку этого монстра.
— Надо заметить, проклятая здешняя магия сковала меня, не то бы я давным-давно вырвался на свободу! Хотя… возможно, я изначально что-то перепутал в формуле…
«И такое случается», — хотелось сказать мне, но я прикусил язык.
— Ладно, неважно, — провозгласил монстр. — Теперь-то я наконец с вами посчитаюсь! Сборище идиотов, как же мне надоело слушать ваш детский лепет! Не думал, что, дожив до седин, испытаю такое унижение!
Экспедиция все еще пребывала в полуобморочном состоянии. Я гадал, кто первым из нас изречет слово истины, и им оказался Леопольд.
Выбравшись из-за кресла, он козлиным голоском проблеял:
— Дедуля, что ты здесь делаешь?
Вот оно! Драгоценнейшее слово, кристально чистое, объясняющее все. Дедуля!
Этот старый негодяй все-таки подложил нам свинью (точнее, книгу), хотя ума не приложу, каким образом. Детали картины, разбросанные по углам моего сознания, еще не сложились в единое целое.
— Что я делаю? — зарычал Вольфрам Лафет Первый. — Я тебе скажу, что я делаю! Претворяю в жизнь собственный план! Что, думаете, я мог сидеть у себя дома, сложа руки, и ждать, когда вы закончите играть в лечебницу?
— Какую лечебницу? — спросил я, потому что мне важно было знать.
— Где держат бесноватых, Невергор! И вам в ней самое место, почетное место! — Щупальца месили воздух вокруг чудовищной фигуры старикана, совсем как в тот раз, когда он вломился ко мне домой.
Теперь смысл утверждения Жаворонка, что в Мигонии нет людей, зараженных Чудовищным Синдромом, совершенно ясен. Конечно, их там нет. Они все здесь и стоят перед нами в облике ночного кошмара, да еще записывают Браула в сумасшедшие.
— Так-так, — сказала Гермиона, полностью овладев собой. В ее голосе слышалась стопроцентная угроза. — Значит, вы не ступили на путь исправления, пользуясь удобным случаем, граф? Вы упорствуете? Все, что вы наговорили моему брату, это, выходит, для отвода глаз?
— Ха! Конечно! Такого остолопа облапошить — это все равно что отобрать у ребенка конфетку!
— И много вы их уже отобрали?
— Хватило бы открыть лавку!
— Ну и мерзавец! Вы посмотрите на этого негодяя, господа!
Мы посмотрели. Не знаю насчет остальных, а я до сих пор не имел представления, как себя вести. Раньше мы обсуждали вопрос о возможности эпической схватки между мной, рыцарем света, и Вольфрамом, повелителем тьмы, и не пришли ни к какому определенному решению. Правда, Гермиона намекала, что мне таки придется бросить вызов и принять последний бой, и думаю, сейчас в ее голове роятся именно эти мысли. Иначе зачем она так на меня смотрит?