Леопольд с благоговением наблюдал за тем, как Гермиона гоняет пытающегося уйти от ее перунов Вольфрама. Злодей существенно уменьшился в размерах и стал не таким страшным. Скорее он походил на растрепанный пук соломы.
— Круто! — сказал Тристан. — Вот это круто, граф. Вы… вы… прямо не знаю!.. Если бы я тогда не так сильно устал с дороги, я бы…
— Молодой человек, — прервал его Сляден, — имейте смелость признаться, что вы просто струсили!
— Я? — возопил Профитроль-младший. — Я?
— Вы, вы! — Сляден с гордым видом положил метлу на плечо, как гвардеец — свою алебарду.
— А сами-то! — полыхнул мальчишка.
— А я и не отрицаю! — вздернул нос Неистовый Странник.
— Да если бы не я, вы бы… вы бы все… до сих пор сидели в шкафу!
— Вы сидели в шкафу? — спросил я.
Не вовремя прибывшее подкрепление залилось краской. Первым нашел в себе смелость переменить тему Леопольд:
— Хорошо, Браул. Вижу, дела у вас пошли на лад. Скажи, а Гермиона собирается оставить моего дедулю в живых? Это я так, на всякий случай интересуюсь…
— Пойди и спроси у нее.
— Нет… не сейчас… Думаю, она занята.
Вопль, репродуцированный Вольфрамом, подтвердил его гипотезу.
— А Жаворонок? — спросил Сляден, крутя головой.
Он хотел что-то добавить, видя, как полосатая птичка усаживается на алтарь, но тут произошло нечто невообразимое. Я бы даже сказал, совершенно невообразимое. То, что никто из нас напророчить не мог.
В сопровождении громов и молний, раздвигая пространство и сияя зелено-золотистым, на каменную площадку, словно по лестнице, спустилась моя родительница, великая и грозная чародейка Эльфрида Невергор. Эта грандиозная женщина, если ей надо, всегда повергает в шок и трепет всех, кто попал в ее прицел, и мы, конечно, не стали исключением. Похожая на богиню, решившую покинуть свой пантеон и прогуляться на свежем воздухе, Эльфрида сделала несколько шагов по направлению к нам, смертным, и остановилась, слегка удивленная. Окружающая ее аура заставляла все, с чем соприкасалась, расцветать и наливаться жизненными силами. По серому камню пополз ярко-зеленый мох, и травы угнездились в трещинах, радуя глаз распускающимися прямо на глазах разноцветными цветочками. Слева от моей матушки пританцовывал копытцами небольшой единорог с пышной гривой, а слева копошилась стайка маленьких полосатых кабанчиков. Обращая в прах витающие в логове Вольфрама флюиды тьмы, чары Эльфриды без промедления принялись облагораживать прилегающее пространство. Вскоре тут, вполне возможно, появится цветущий сад.
Мы разом вздохнули. Сляден и так был маленького роста, а сейчас сделался еще меньше. Леопольд нацепил на морду благолепное выражение. Гермиона же и вовсе застыла на одном месте, словно ее превратили в статую.
Теперь вы понимаете, почему я испытываю перед своей родительницей такой трепет.
— Наконец-то я нашла путь в эту жалкую лачугу, — сказала чародейка, озираясь. — Что у вас тут происходит? Я что-то пропустила? — Ее горящий взгляд остановился на мне, и тогда я смог отлепить язык, приросший к зубам. — Браул, почему ты в таком виде? Потрудись объяснить!
Кто услышит этот голос, не сможет сопротивляться, и я сказал, что в мире есть вещи, которые не зависят от моей воли. Это была правда.
— Гермиона, чем ты таким занята? Где ты пропадала? — спросила Эльфрида.
Волшебница вмиг преобразилась в послушную девочку из пансиона.
— Я?.. Я… в некотором роде мы с Браулом боролись со злом…
— С Вольфрамом Лафетом? Значит, Фероция была права? А! Жаворонок!
Эльфрида протянула руку ладонью вверх, и волшебная пичужка села на нее, радостно чирикая.
Не совсем поняв, при чем тут Фероция и почему Жаворонок так ведет себя, я открыл рот, но нас постигло еще одно потрясение. Мало нам моей родительницы, так еще и Зелия с Шеневьерой пожаловали. Их появление было не менее эффектным. Две эти величественные, словно горные ледники, матроны спустились на площадку тем же способом, что и Эльфрида, — при помощи телепортации. Втроем они составляли такую мощь, что даже тысячи чокнутых стариков не сумели бы с ними бороться.
При взгляде на них я почему-то (а так бывало нередко) ощутил себя виноватым во всем, что они в состоянии предположить. По этой части мои родственницы обладали грандиозными талантами. Когда они были в настроении, то с гоготом и свистом обрушивали на меня вину за все творящиеся во вселенной несуразности. Понятно, что сейчас я хотел только одного: отыскать какую-нибудь норку и залечь в ней на пару-тройку лет.
Первый вопрос, который задала мне мамаша Гермионы, был, конечно: что здесь происходит? Второй: что я опять такое отмочил, что потребовалось их вмешательство?
Пока я искал ответ на первый вопрос, делая пассы руками, Шеневьера, Гермионина тетушка, похожая на белую медведицу, ткнула в меня пальцем:
— Что с твоим лицом, негодник?
Ох, я и забыл, что до сих пор пребываю в облике монстра! Как досадно! Теперь Шеневьера будет думать обо мне очень скверно — и это при том, что я и так у нее не слишком котируюсь.
За меня вступилась Гермиона. Подскочив к Шеневьере, она принялась объяснять, что я ни в чем не виноват, а виноват вот тот субъект. Он заварил всю кашу, которую честным волшебникам, то есть нам, пришлось расхлебывать.
— Все остальное, — добавила девица, — только жестокие обстоятельства, с которыми мы боролись и потерпели поражение.
— Не будь такой строгой, дорогуша, — сказала Эльфрида Шеневьере. — Думаю, мы сначала выслушаем их историю, а уже потом станем делать выводы.
Чародейка фыркнула. Она была поклонницей жестких методов обращения с молодежью и потому не одобряла, по ее собственному выражению, Эльфридиных сюсюканий.
Моя родительница снисходительно улыбнулась. Разумеется, если сравнивать удельное количество душевной мягкости, спрятанной под монументальной оболочкой, то Эльфрида давала Зелии и Шеневьере сто очков вперед. В особенности когда речь шла о ее единственном чаде. То есть обо мне. Эльфрида вовсе не собиралась пожирать меня живьем в угоду этим аристократическим людоедшам.
Тогда Зелия переключилась на другую тему. Надо же было поддержать свое реноме.
— А! — проорала она. — Теперь я, кажется, понимаю. Вольфрам! Понимаю и нисколько не удивляюсь. Это же надо!
С этими словами Зелия взглянула на Слядена, Леопольда и Тристана Профитроля.
— Великолепно! Вся компашка собралась! Милая, я все время твержу, что Гермиону давно пора посадить под замок, а ты не слушаешь! Ты только посмотри. Стоило нам ослабить вожжи, как она влилась в компанию каких-то обормотов, возглавляемых этим болваном!
Болван — это я. Тут сомнений ни у кого не возникло.