— Как несешь, косорукий? Это хрусталь, не дергайся, вовсе дышать не смей! Куда поволок? Ставь здесь, это во флигель. Три сундука с вещами моего мужа — это туда, нижний этаж, дальняя кладовка. Кому, право слово, надобны вонючие шкуры и дурацкие чучела? Так, ларцы с моими благовониями в малую будуару…
— Будуар, — мстительно поправила Лидия и торопливо взбежала по ступеням, спасаясь от неизбежного ответа.
— Будешь умничать — вдвое прибавлю уроки самых твоих «любимых» танцев, — тотчас отозвалась мачеха. — Ну, вы-то что замерли, чай не статуи, бегом! Сказано: в будуар! А ты, мерзавка, спину не сутуль. Час тебе на сборы. Эй, Марта, одень на нее любое розовое платье, мы поедем к Тэль-Нитам с визитом.
— Надень, — скривилась Лидия, замерла уже возле лестницы и громко повторила: — Надень! Папа велел выучить.
— Вот иди и наденься, — немедленно исправилась мачеха. Отвернулась и гордо оглядела суету разгрузки: — Вы, с плащами, неча в носу ковырять, живо вешайтесь в прихожей.
Отца Лидия рассмотрела сразу. Он, видимо, приехал недавно, едва успел переодеться и теперь отдыхал в глубоком кресле, по своей привычке вытянув ноги и устроив сапоги на специально подставленном стульчике. Княжна подбежала, поцеловала отца в колючую щеку и устроилась на подлокотнике. Его светлость Тэль-Дарг, крупный, молчаливый мужчина, изрядно заросший рыже-бурыми кудрями с проседью, погладил дочь по руке и усмехнулся в усы. Подмигнул Лидии мелким синим глазом, сощуренным и насмешливым.
— Иди надевайся, — шепнул он. — Только сперва скажи: что решил Лев?
— Лет через семь он подумает. А пока ни-ни.
— Умница моя, все исполнила, — чуть громче пророкотал князь. — Ну беги. К Тэль-Нитам не поедем, не хмурься понапрасну. Мы приглашены к твоим любимым Дамюзам.
— Папа, — осторожно начала Лидия. — А эта…
— Олененок, не надо, — нахмурился князь. — Она хорошая хозяйка, милая женщина и, надо признать, гораздо лучше многих иных. У нас вполне опрятный дом. С воровством на рудниках она крепко нам помогла, этого даже ты не посмеешь отрицать. И вообще, не могу же я выбросить ее на улицу! Я работаю над вопросом.
— Пятый год и с удовольствием, — хмыкнула Лидия. — Ладно, пойду. По крайней мере ты раздумал брать ее в жены. Между прочим, она собирается выбросить твои охотничьи трофеи.
— Иногда я начинаю сомневаться, — тихо рассмеялся князь, усердно глуша голос ладонью, — кто из вас ловчее мной управляет. Да, раздумал превращать договор в клятву. Но я недоволен тобой. За восемь дней пути ты ни разу не повторяла с ней правила произношения.
— Она не делает пауз в речи.
— Не жалуйся. Ты у меня на вид-то тихая, но далеко не безобидная. Иди. — Предупреждая новые слова дочери, явно решившей выговориться, князь добавил: — Если я все верно рассчитал, Лара уже приехала. Де Бирны, как я понимаю, гостят у Дамюзов. Может статься, я изволю с ними поздороваться и даже приглашу к нам на лето. Уже вспомнил, как видишь, имя сестры.
— Я тебя обожаю! Только учти: розовое платье я все равно не надену. Оно ужасное.
— Достойный повод, капризничай, — величественно разрешил князь.
Он проводил взглядом дочь, с гордым видом взбежавшую по лестнице в свои покои. Уже шагая по пушистому ковру второго этажа, Лидия слышала, как мачеха триумфально пересекла порог, громко и решительно раздавая указания. Охнула, рассмотрев, что хозяин-то дома, и заговорила совершенно иным тоном. Если бы она умела хотя бы иногда так радоваться при встрече с падчерицей — глядишь, и не утомила бы обеих восьмидневная поездка.
— Мишенька, родненький, вот ведь как хорошо, ты приехал, — тихо, на выдохе, шептала мачеха. — Давай я тебе подушечку добавлю, шея небось устала. С дороги, да? А я тут глупости горожу, в гости Лидушку тащу. Сейчас все будет. Ужин, твое любимое жаркое, я сама присмотрю. И грог. Обязательно, у меня травки заготовлены, я запасливая.
— Ух как пушисто встречаешь, — ласково прогудел князь. — Сколько знаю тебя, а все не нарадуюсь. Сядь, не суетись. Мы поедем в гости к Дамюзам, как только Лидия выберет платьишко.
— К Дамюзам, — безропотно обрадовалась мачеха. — И ты, и Лидия, и я тоже? Мишенька, какой ты славный. Выходишь со мной в свет. Вот и грог, твой любимый. Я очень надеялась, что ты нас навестишь здесь, в Фирбе. Отчет заготовила полный, по имениям и торговым доходам. Все у тебя в этом годе удачно, все в рост идет.
— Нат, да сядь уже сюда, хватит бегать, — возмутился князь. Судя по шуму и хихиканью, его приказ был исполнен немедленно и усердно. — Не у меня, а у нас, это первое. И не «годе», а «году», я же просил как следует позаниматься с учителем.
— Я стараюсь, — виновато зашептала мачеха. — Дел много, ты прости, не поспеваю все улаживать. Шахты пригляда требуют, управляющего я там сменила, вороват был чересчур, паскудь льстивая. Егерям тоже строгий смотр сделала, лишних людишек в угодья пускали и выгоду имели. А ведь это твои леса, любимейшие. К концу лета-то на фамильные дубы жуткая гнусь навалилась, эдакая гусеница мохнатая. Уж чего стоило извести — и не стану рассказывать. Ты прости, я все говорю, я такая. Давай плечи тебе помну, у тебя усталый вид. В столице неладно?
— Неладно, — задумчиво согласился князь. — Впрочем, как обычно… Альбер уплыл в Нагрок, политика. Мирош невесть где пропадает, к берегу и не подходит. Ногорро вдруг оказался отослан с флотом в Лозильо, придумался нелепейший повод для этого, какие-то парады, ученья на юге и стращание восточных торговых купцов вкупе с выловом пиратов, я так и не разобрал, что важнее… Невнятно все, Нат. А я что, наместник им, должен штаны протирать и на чужих балах сидеть в чужом кресле? Пусть Тэль-Розы усердствуют, их родственница числится у нашего короля договорной женой.
— Ты с любым делом сладишь, ты… — заворковала мачеха и смолкла на полуслове. — Погоди, как это — к берегу не подходит? А союз с Лидией? Девочке семнадцать, нельзя тянуть! Мы платьев нашили в расчете на жениха.
— Розовых, — хмыкнул князь. — Ну что ты ей продыху не даешь? Не любит она этот цвет.
— Мне виднее, — уперлась мачеха. — Она бледная, тощая. Я кормлю ее чуть не силком.
— Лидушка очень милая девочка. Не меряй всех по себе.
— Милая, ага. И девочка, ну в точку, — с оттенком презрения фыркнула мачеха. — Этот Мирош не мальчишка, он крепкий мужик и на десять лет ее старше. Ты, Мишенька, мог бы дело по себе рассудить и оценить. Ох и утомила меня эта война с Лидушкой. Уж сказано ей скоко раз: ешь капустку, прирастет от капустки где следует. Будь я тощая здесь или здесь, ты бы меня давно выгнал.
— Здесь тощая? — задумчиво уточнил князь, наверняка проверяя на ощупь указанное. — Ну не знаю… Это как посмотреть. Хотя на тебя, Нат, как ни смотри, всегда приятно. Я привез тебе жемчуг из Дильша. Вот сюда он прекрасно уляжется. Черный, самый модный в этом году. Длинная нитка, вот как она пойдет…
Лидия тяжело вздохнула и беззвучно прикрыла дверь своих покоев. Примерно так заканчивается каждый разговор отца с мачехой. Точнее, переходит от содержательной беседы к охам, ахам и хихиканью. В первый год, когда темноволосая фигуристая Натэлла появилась в замке, княжна ненавидела ее отчаянно, до пустого мечтания выискать ловких злодеев да попросить прибить гадчайшую выскочку. Натэлла была виновна во всем худшем и не заслуживала прощения. Счета к ней все росли. И как не презирать безродную за сладкий фальшивый голос, за стремление стать полезной и понравиться, за то, что вселилась в комнаты, прежде принадлежавшие маме, за умение управлять слугами без крика и ругани, но строго и деловито.