— Автоматчиков трудно называть безоружными, — ответил Еремей. — А остальные просто спят. Их укололи снотворным, чтобы не мешали на тебя охотиться.
— Благородно. — Шеньшун поднялся, подобрал клинок. — Но странно. Если ты будешь таким честным, как утверждаешь, а твой сосед постоянно станет бить тебя по голове — надолго ли хватит твоей духовной чистоты?
— Если кто-то ведет себя подло, это не повод становиться подлецом самому, — покачал головой Варнак. — Ведь если тебя покусала дворовая шавка, ты не становишься на четвереньки и не начинаешь кусаться сам.
— Получается, у подлецов всегда есть преимущество? Они могут кусаться и бить в спину, а ты нет!
— Вот тут ты ошибаешься, привратник, — покачал головой леший. — Проблема в том, что, если двуногие не признают законов благородных людей, если бьют честных донов в спину, воруют их добро, если кусаются и нападают стаей на одного — это вовсе не означает, что они сильнее. Это означает, что такими существами должна заниматься санэпидстанция. Ибо на животных законы честных людей не распространяются. Причем, в силу созидательной натуры именно благородных донов, санэпидстанция у них традиционно оказывается куда сильнее, нежели когти звериных стай. Просто иногда работа таких станций дает сбои, порождая у животных временные нездоровые иллюзии. Однако, уверяю тебя, это не навсегда.
— Увы, — развел руками привратник, — с тобой согласны далеко не все.
— О ком это… — Леший осекся, поскольку невинный, казалось, жест противника оказался смертельной ловушкой: Шеньшун резко свел руки, и его клинок со свистом разрезал воздух, направляясь точно на шею Варнака. Вскинуть свою саблю Еремей просто не успел — но хотя бы отпрянул, и только благодаря этому лезвие не снесло ему голову, а прорубило нижнюю челюсть.
Леший запрыгал, скуля, воя и захлебываясь кровью. Довольный собой привратник отступил:
— Давай, залечивай, я подожду. Выправь и держи обеими ладонями, и прижми крепче. А то встанет криво — потом уже никогда не исправишь.
Варнак, зло сверкая глазами, бросил саблю и последовая его совету.
— Какие у вас странные и запутанные обычаи, — опустив клинок, отошел к скамейке у ресторана Шеньшун. — Как вы сами в них разбираетесь? Все время друг друга режете, стреляете, взрываете, давите и топите, но при этом рассуждаете о благородстве — причем тоже как о способе убийства, однако красивом и правильном… Другая раса давно бы вымерла с такими нравами, а вы только плодитесь и размножаетесь на удивление!
— Какие ни есть, а все наши! — подала голос «лягушонка», подпиравшая плечом стену.
— И они нам нравятся, — добавила толстуха, которая уже выбросила изорванный костюм и теперь стояла, завернувшись в махровый халат, со свежим розовым шрамом на месте утренней раны.
— Мы любим и ревнуем.
— Мы миримся и деремся.
— Мы строим и взрываем.
— Мы познаем и запрещаем.
— Мы бурлим и тухнем.
— Но мы делаем это сами!
— Переживая наши чувства со всей яркостью!
— И если терпим беды…
— …то только по своей глупости.
— И мы не хотим стать безвольными покорными овцами при богах…
— …сколь великими…
— …мудрыми…
— …и заботливыми…
— …они бы ни были.
— Мы предпочтем жить вольными в грязи, чем рабами в бархате! — наконец закончила свой двухголосый монолог Геката. — И именно поэтому мы с челеби скорее умрем, чем позволим тебе разбудить твоего бога.
— Разбудить бога? — Нуар посмотрел сперва на одну, потом на другую ипостась. — Да я и не собирался этого делать!
— Ч-чего-о?!! — подпрыгивая на месте, забулькал кровью Варнак, все еще не способный связно говорить.
— Ты лжешь!!! — Сразу обе ипостаси подскочили к Шеньшуну.
Тот было вскочил, взмахнул клинком, но тут же получил от одной толчок открытой ладонью в лицо, а от другой подсечку и упал назад.
— И перестань размахивать своей дурацкой железякой! — Богиня перехватила руку и вывернула клинок из его кисти. — Ты не собираешься оживлять бога? Почему?!
— Вы знаете, дамы… — чуть ли не размазанный по скамейке, ответил нуар. — В вашем мире меня разбудили всего год назад. За это время в меня стреляли из ружья, из пистолета и автомата, из снайперской винтовки и крупнокалиберного пулемета, за мной охотились с вертолетов и на бронемашинах, в меня кидали гранаты и травили газами. Я отвечаю за судьбу своего бога, и этот безумный мир не кажется мне достаточно безопасным, чтобы приводить его сюда.
Ипостаси переглянулись, чуть отступили, и Шеньшун смог продолжить:
— А еще я смог узнать про железные танки и бронетранспортеры, про атомные и вакуумные бомбы, про самолеты, сбрасывающие десятки тонн смерти с такого расстояния и такой высоты, что разум пилотов окажется неподвластен даже моему могучему богу. Узнал про устройства для истребления, которые вообще не имеют внутри людей, а убивают всех подряд по своему разумению или следуя командам с другой стороны земного шара. Мой бог велик, он проснется, чтобы повелевать. И я очень опасаюсь, что, если кто-то из здешних мелких правителей испугается за свою власть, он неминуемо погубит господина одним из многих тысяч придуманных вами способов, половина которых неуправляема даже вами самими. Неужели вы думаете, что я подвергну жизнь бога столь огромной опасности?
Геката переглянулась снова, пожала всеми четырьмя, а может — и шестью плечами.
— Звучит убедительно, — признала «лягушонка».
— И что же ты, теперь навсегда оставишь своего бога погребенным? — спросила толстуха.
— Почему навсегда? Лет на двести. Ну, может статься, на три века. Что изменит эта жалкая отсрочка для бога, спавшего в скале сто тысяч лет?
— Ты не мог бы развернуть обоснование для своего оптимистичного прогноза? — ласково потеребила его волосы юная ипостась богини.
— Могу, — кивнул нуар. — Я много общался с доктором Истландом, а он очень умный, образованный, эрудированный ученый. Так вот, доктор уверен, что ваша цивилизация вскоре исчезнет. Люди вашего мира отвернулись от христианства и науки, они перестали рожать детей, они отреклись от своих убеждений и от труда, они отдают свои отчины и законы чужакам. Сколько сможет прожить ваша цивилизация, если перестанет делать открытия, строить новые заводы и механизмы? Кто будет в ней жить, если новые люди перестанут рождаться вовсе? Через две сотни лет весь ужас современности исчезнет без следа. Не будет ни бомб, ни пулеметов, ни танков, ни авиации, ни пушек, ни дальномеров. А только луки, стрелы и деревянные щиты. И тогда великий бог сможет в полной безопасности встать из усыпальницы и явить смертным свою волю.
— Насчет деревянных щитов ты, пожалуй, переборщил, — задумчиво ответила «лягушонка».