— Не понимаю, — честно согласился нуар.
— Чтобы осознать, сколь велико счастье близости с любимым, сперва нужно понять ужас жизни без него! Так понятно?
— Значит, если вы соединяетесь с любимым, то страх потери исчезает, и вместо счастья вы обретаете недовольство. Расстаетесь и ищете новых любимых, — подвел итог нуар. — Именно так я и сказал: отсутствие воли богов гибельно для смертных. Вы утрачиваете даже возможность размножения.
— Черт, как же тебе объяснить?! — в отчаянии опустила руки археологиня. — Ты что, никогда никого не любил?
— Мой бог еще ни разу не давал мне указания к размножению.
— А сам? Разве ты сам никогда не испытывал желания встретить свою единственную и неповторимую?
— Моя жизнь посвящена богу. Никогда о таком не думал.
— О! Кажется, я знаю, что еще тебе показать, пока дождь не кончился… — Дамира открыла коробку с дисками и вскоре нашла обложку «Телохранителя». — Вот это ты точно должен понять.
Новая лента и вправду вызвала у стража богов живейшее внимание. Он явно сопереживал главному герою и менялся лицом, когда с экрана звучал лиричный голос Уитни Хьюстон.
— Ну что? — дождавшись титров, с торжеством спросила Дамира.
— В вашем мире придумано много опасных вещей, смертная, — согласно кивнул Шеньшун. — В нем трудно сохранить жизнь тому, кто медлителен и уязвим. Наверное, странно сосуществовать с теми, кто выше и мудрее, но обладает тем же телом. Но вы почти готовы. Признать власть богов вам будет легко и просто.
— Ты бесчувственное бревно! — в сердцах выдохнула женщина и вышла наружу, громко хлопнув дверью. Но скоро вернулась: на улице было темно и сыро, пусть даже дождь и утих еще на середине фильма. — И не стану ничего тебе объяснять! Это как карасю про высшую математику рассказывать!
Она еще немного пометалась по крохотной комнатушке, но в итоге опять остановилась перед телевизором. Кроме как смотреть кино, делать на даче все равно было абсолютно нечего. И исходя на этот раз больше из мстительности, поставила диск «Жених напрокат». Одна любовь и никаких приключений. А под конец, уже глубокой ночью — еще и «Госпожу горничную». Мнения нуара больше не спрашивала, дабы не расстраиваться, но реплики героев все же переводила. Когда сенатор поцеловал горничную, тянуть больше было некуда. На дворе стояла глубокая ночь.
— Ладно, пора ложиться…
Тахта в домике была всего одна, и когда Дамира ее застелила, нуар, с полным осознанием своей правоты, разделся и вытянулся вдоль стены, предоставляя смертной укладываться так, как ей заблагорассудится. Женщина ничуть не удивилась, стража богов она знала уже не первый день. Однако надувать матрац и укладываться между ножками стола, как она планировала в городе, ученой показалось унизительно. В конце концов, это был ее дом и ее постель! И если Шеньшун оказался такой бесчувственной деревяшкой — послушным и безропотным рабом неведомых богов, — то и относиться к нему следовало соответственно. Как к полену! И потому Дамира, переодевшись в легкое трико, улеглась рядом, специально отпихнув гостя еще дальше к вагонке.
Восставший из мертвых зашевелился, повернулся набок, чуть отодвинувшись, потом вдруг обнял ее и чуть прижал к себе, подсунув руку так, чтобы голова женщины легла на горячее и сильное сухое плечо. Дамира на миг замерла от неожиданности, шарахнулась в сторону и вскочила, дернув к себе простыню и ею прикрывшись:
— Что ты делаешь?!
— Собираюсь спать, — приподнялся на локте нуар.
— Зачем ты меня лапаешь?!
— Делаю что? — не понял страж.
— Ты меня обнял! Ты меня прижал к себе, ты подложил руку мне под щеку! Зачем? Что ты хотел сделать?!
— А разве все вы, смертные, не поступаете так же, укладываясь на ложе? Я видел это сегодня много раз, и женщины всегда выглядели очень довольными таким отношением. И тебе тоже нравилось за такими прикосновениями наблюдать. Я желал лишь того, чтобы тебе, Дамира, было рядом со мною не так тревожно. Чтобы ты ощущала себя спокойнее в моем присутствии. Я хотел сделать тебе приятное.
— Никогда!.. — Она запнулась и ответила более понятно: — Мужчина так относится, так прикасается к женщине только тогда, только в том случае, если считает ее для себя единственной и неповторимой, самой лучшей, если не променяет ее ни на кого и никогда в жизни, если желает остаться с нею навсегда, до последнего дня своего существования. Тогда и только тогда. А женщина позволяет это себе лишь в том случае, если согласна. Если согласна до конца отдаться своему избраннику, не променять его ни на что и ни на кого и быть верной, пока смерть не разлучит их. Это не просто так — схватить и подержаться! Ты меня понимаешь?
— Да, — отчитался нуар в усвоении нового урока из жизни смертных, опустил голову на подушку, закрыл глаза и спокойно задышал.
Восставший из могилы был непостижимым существом! Иногда он не мог понять самых простых и элементарных вещей. А порою, как сейчас, легко соглашался с тем, из-за чего иные мужчины способны вести длинные и путаные споры, опровергая женский радикальный максимализм.
Он согласился и заснул. Дамира же еще долго мучилась, колеблясь между стремлением надуть-таки матрац и желанием просто лечь в постель. А когда легла — никак не могла избавиться от ощущения тепла на своей щеке и крепких мужских объятий. Она вовсе не хотела их повторения — но почему-то чувствовала. Думала о совершенно посторонних вещах — но никак не могла заснуть. Веки ее наконец-то сомкнулись лишь тогда, когда за окном медленно начало светать. Проснулась же археологиня от жары, от солнечного света, легко пробивающего легкие занавеси на окне.
— Боже мой, — зевнув, приподнялась она. — Это что, уже полдень, что ли? Я ничего не успею сделать.
Она покосилась на место у стены, но там, разумеется, было уже пусто. Пользуясь отсутствием настырного спутника, она разделась, влезла в старую футболку, свободную длинную юбку и вышла наружу…
— Ох, ни фига себе! — Она отступила назад, зажмурилась, тряхнула головой. Переведя дух, снова высунулась за дверь.
Однако безумное видение не исчезло: вдоль заборных столбиков, по-прежнему старых и покосившихся, тянулась высокая и густая стена роз, цветущих красными, белыми, желтыми, синими и черными цветами.
Стена в полтора человеческих роста и шириной в шаг пахла, как настоящая, качалась на ветерке и уже обживалась пчелами и шмелями. В самом конце живой изгороди стоял полуобнаженный нуар и что-то мудрил с крайними ростками.
Дамира снова отступила, выглянула наружу из окна и только после этого поверила своим глазам. Растерянно взяла бутылку минералки, немного отпила и пошла к восставшему из мертвых.
— Доброе утро, Шеньшун. Хочешь попить?
— Да, хочу. — Он принял у нее бутылку, сделал два шага, мотнул головой: — Вода в твоем роднике вкуснее. Дамира, мне очень хочется есть.
— Это сделал ты? — осторожно кивнула она в сторону живой изгороди.