Глаза Биг Босса на секунду стекленеют, замерзают, покрываются тонкой корочкой льда, под ним дрожат и шевелят плавниками рыбешки биг-боссовых зрачков. Я не пробил брешь в заскорузлом сердце Биг Босса, но я сделал его взгляд сентиментальным.
– Прелестные девочки, – говорит Биг Босс.
«Прелестные девочки» – видимо, речь идет о героинях «Нуара», трех киллершах, трех грациях с пушками, с ногами, начинающимися у Кордильер и заканчивающимися у мыса Канаверал. Две из них сейчас на экране и в одной… вот черт!..
Я узнаю Тинатин.
Этого не может быть, но и всего остального не может быть. Не должно быть по определению. Рисованная Тинатин не столь эффектна, как настоящая, зато вполне узнаваема; так же выглядела живность на кухне у Марго.
Теперь мы с Биг Боссом не отрываясь смотрим на экран. Оба.
– Прелестные девочки. Шатенка особенно хороша, – Биг Босс поглаживает перстень на мизинце.
Шатенка и есть Тинатин. Те же прямые волосы, те же черные очки, из новых знаний о Тинатин: она говорит по-японски, и всегда найдется хоть кто-то, кто ответственен за синхронный перевод. Приходится признать: если это и есть свидание, ради которого мне пришлось покрыть расстояние в семьсот километров и ухлопать сразу троих, – шутка удалась.
Шутка удалась, Тинатин!..
Что, если и Биг Босс с его людьми – часть шутки? Непохоже. Или все-таки…
Пока я раздумываю над этим, появляются охранники. Теперь их не трое – четверо, все в сборе.
– Все в порядке, босс, – говорит тот, кто ел чипсы. – Конфликт улажен.
– Хорошо. Библиотечная улица, тринадцать, – это информация уже для меня.
– Я запомнил.
Биг Босс поднимается с места, одновременно щелкнув пультом (я и не заметил, что пульт все это время был у него в руке), – и экран телевизора гаснет. Тот, кто ел орешки, открывает дверцы стола и после секундной возни вынимает диск и кладет его в коробку от DVD.
– Удачи, – говорит Биг Босс.
И это тоже информация для меня, голос Биг Босса звучит по меньшей мере сочувственно и как-то слишком по-человечески, он не хотел говорить этого, но в итоге сказал: похоже, он симпатизирует мне (не тому, за кого меня принял, а именно мне), «Нуар» – вот в чем причина неожиданно возникшей симпатии. Он посчитал, что наши слабости абсолютно идентичны, – и сам расслабился.
Два накачанных холуя спереди, два сзади, посередке – Биг Босс: именно этой живописной группой они и покидают зал. Не тем путем, по которому вели меня; все пятеро направляются к боковой двери у барной стойки.
Сонни-бой.
Ах, ты черт, они забрали с собой Сонни, охранник с «дипломатом» несет и клетку с Сонни-боем. Кролик совершенно безучастен к происходящему, он и ухом не повел в мою сторону. Обидно, но можно пережить, что же тебя ждет, Сонни?
Рагу из крольчатины.
Прежде, чем усесться в кресло Биг Босса, я делаю то же самое, что делал один из охранников минуту назад: открываю дверцы канцелярского стола. Как и следовало ожидать, в столе стоит видеомагнитофон, рядом с ним – несколько DVD-дисков.
«Смысл жизни по Монти Питону»
«Мир по Гарпу»
«МирУэйна-2»
«Освальд – счастливый кролик»
У того, кто сунул диски в стол, вкус по меньшей мере странный; в память о Сонни я выбираю Освальда.
Опять мультяха, и очень старая, не в пример «Нуару», у Освальда физиономия президента Клинтона, только что пережившего слушания по поводу импичмента, назвать эту тварь счастливцем язык не повернется. Теперь можно заняться оставленными Биг Боссом подношениями.
В обеих пачках я насчитываю четыре тысячи долларов, что ж, неплохо, мне они совсем не помешают. Теперь флешка; засунув ее в задний карман джинсов, я вплотную приступаю к изучению авиабилета. Он выписан на имя Ларина Максима Леонидовича, рейс Москва – Стокгольм, отправление из «Шереметьево-2». К билету прилагается сложенная вдвое бумажка, скорее всего – приглашение. Я думаю, что приглашение, узнать его детали мне мешает полная неосведомленность в шведском. Без паспорта и визы это не более чем бесполезные бумажки, ими только задницу подтирать, ни на что другое они не годятся. В бардачке «Тойоты» все еще лежат паспорта Макса Ларина, общероссийский и заграничный, но вряд ли они смогут мне помочь.
Остается утешаться четырьмя тысячами баксов.
Это называется срубил бабло по-быстрому.
Я не прочь слетать в Стокгольм, интересно, что по этому поводу сказал бы сукин сын jukebox?..
Счастливый кролик Освальд, мельтешащий на экране, мне порядком надоел, я ушел бы прямо сейчас, единственное, что удерживает меня, – вдруг здесь появится Тинатин? Не рисованная, живая. К тому же Лора…
Кстати, куда запропастилась Лора?
…Бесплодное ожидание (не Лоры – Тинатин) длится еще минут тридцать, и только после этого я говорю себе: ловить здесь нечего.
Нужно возвращаться.
Подниматься наверх мне не хочется, выход один – уйти так же, как ушел Биг Босс и его люди: через дверь у барной стойки.
За дверью обнаруживается комната, в которой когда-то хранились запасы горючего для бара, к ней примыкает крохотная подсобка, оба помещения абсолютно пусты. Пройдя их, я оказываюсь в узком коридоре; настолько узком, что я лицом к лицу сталкиваюсь со своими мыслями по поводу происшедшего, встречи с ними не избежать. Случившееся со мной в последний час настолько же нереально, насколько реальны четыре тысячи долларов и авиабилет до Стокгольма. Люди, занимающиеся какими-то темными делишками, ждали Макса, а появился я. И они нисколько не удивились. Это означает только одно: Биг Босс никогда не видел Ларина Максима Леонидовича раньше («Начало сотрудничества получилось удачным»), а клетка со статистом Сонни-боем была не только тайником, а и опознавательным знаком. И если бы я повел себя как-нибудь по-другому, примерно как Лора, вцепившаяся в металлические поручни…
Лучше об этом не думать.
Моя голова вовсе не такая крепкая, какой мне всегда казалась. Она кругом идет, что было бы, не столкнись я с Максом на трассе Москва – Питер. Тогда сюда пришел бы он. Но и я сам – я сам! должен был прийти сюда, правда, совсем на другую встречу. А двоих, даже для такого впечатляющего зала, как зал клуба «Hangar 51-19», многовато.
При наличии двоих всегда есть выбор. И он пал на меня.
Коридор слишком узок, он жмет мне в плечах, особенно страдает плечо, зашитое Марго; я испытываю боль, определенно – так может болеть голова, так может тянуть сердце, так может резать желудок, но боль сконцентрировалась в плече, как долго это продлится?.. Боль совсем не резкая, иногда приятная, подслащенная, отдающая куском рафинада, к ней привыкаешь настолько, что перестаешь замечать, как перестаешь замечать морской прибой или пение цикад, выбор пал на меня. Но если это так… если это так, то тот, кто вчера отправил мне письмо, уже знал, что должно было произойти. Сценарий был написан заранее, эх, добраться бы до сценариста!..