По опыту Репка знал, что нельзя уступать людям, которые говорят таким тоном. Примут за робкого, а если не повезет – почуют истинный тайный страх, и тогда беды не миновать.
Он отвернулся, спорить не стал. Но и не сдвинулся с места.
– Тебе говорят или нет? Убери лошадь!
Носильщик взбеленился. Никакая ругань не могла оскорбить его сильнее, чем полное равнодушие.
– Оглох, да?!
Репка упрямо повернулся к нему спиной.
– Ну, погоди, – носильщик один за другим спустил на землю бочонки. – Я на тебя управу-то найду…
Он исчез – убежал куда-то в поисках управы. Репка коротко вздохнул и взялся отвязывать лошадь: в самом деле пора убираться отсюда, видно, несчастливый сегодня день…
Толпа заволновалась.
Трое конных ехали через рыночную площадь бок о бок – в полном доспехе, с притороченными к седлам шлемами. Люди раздавались перед ними не испуганно, а скорее почтительно. Многие кланялись.
В центре ехал немолодой, сухощавый человек в тонких очках, похожий больше на ученого, чем на воина. Именно он, это было ясно без слов, командовал патрулем. Справа держался плечистый, угрюмый, с тяжелым взглядом. Слева – очень молодой, почти мальчишка, светловолосый, улыбчивый – будто нарочно, чтобы оттенить мрачность товарища.
Кузнец на время прекратил работу. Вышел вперед, вытирая руки о фартук:
– Заступники, чего-то поправить надо? Заточить?
– Спасибо, дядя, – низким басом отозвался молодой. – Попозже чутка.
Кузнец низко поклонился.
– Похлебка, каша! – весело залилась стряпуха. – Заступники, горяченькое!
– Ма, а кто это? – спросила девочка с кошелкой у своей матери с баулом на плечах.
– Это же наши заступники, – женщина легко стукнула ее по затылку. – Большая городская стража. Я тебе рассказывала, а ты не помнишь, что ли?
– Эти?!
Всадники уже проехали мимо, когда прямо перед ними вынырнул, будто ниоткуда, давешний носильщик.
– Заступники, защитите! Чужаки обижают, землю захватывают, как у себя дома! Лошадь он выставил… Морду воротит… Я Пенька, покойного стражника Летая сын, батя в бою погиб за нас, а они тут свои порядки…
Носильщик, казалось, тыкал пальцем Репке прямо в глаз, хотя между ними было несколько десятков шагов. Репка замер.
Воин, ехавший в центре, повернул голову. Его глаза за стеклами очков казались очень старыми.
– В чем дело?
– Да вот лошадь ему говорю убрать… А он мне в лицо плюет!
Репка задохнулся от такого вранья.
– Плевать на меня хотел, – поправился носильщик, – задом воротится… А это временная коновязь! Тут люди ходят!
Человек в очках поглядел прямо на Репку. Тот почувствовал, как в животе смерзается в комок съеденная каша.
– Убери лошадь, – сказал всадник, не повышая голоса.
И, не удостоив больше ни взглядом, продолжил свой путь.
* * *
Полночи и почти целый день Злой спал, и во сне рука его держала меч. Теперь запястье и локоть ныли, как после долгих упражнений.
Ему снился летающий дом, и люди в доме, и свеча на столе. В огромном зеркале отражались звезды, и тут же, в зеркале, светился огромный шар, подернутый облаками, парящий в черной пустоте. Во сне Злой без удивления смотрел на этот шар и видел на нем землю и воду, реки и горы, как будто карту Мира надели на бок огромной репы без хвостика. Приблизив лицо к зеркалу, Злой будто взглядом притянул к себе изображение и увидел Гулькин лес, огромное черное пространство, озеро – темную монетку, ручей, поляну, а на краю поляны себя – и проснулся.
Солнце давно миновало зенит. В лесу было светло и сухо. Злой несколько минут всматривался в листву над головой, но не увидел ни букв, ни особенного смысла.
Разминая ноги, он вышел на середину поляны. Посмотрел вверх. Это простое действие много лет казалось ему немыслимым: в приюте он начал бояться открытого неба. Он редко выходил из-под крыши, а, оказавшись снаружи, надвигал на глаза широкополую шляпу так низко, что мог видеть только клочок земли под ногами. Он был неуклюж в этой шляпе и выглядел забавно, однако никто не смеялся, потому что Злой был скор на расправу. И, если какой-то малыш говорил вдруг, забывшись, в его присутствии – «Посмотрите, звездочек сколько на небе!», – вокруг моментально возникало пустое пространство: упоминание о звездах и облаках могло отозваться в сумеречной душе Злого моментальной жаждой насилия.
Теперь он видел сны о звездах. Мало того – он стоял без шапки и смотрел, запрокинув голову. Небо казалось мутным, подслеповатым, и ветер приносил слабый запах дыма. Наглядевшись вдоволь и принюхавшись, Злой вернулся к месту ночлега.
Клинок был длиной с руку Злого, если считать от самого плеча. И еще рукоятка; Злой рассматривал ее много раз, долгими часами изучал узор на чеканке, пытаясь прочитать все эти завитушки и сложные знаки, но пока не преуспел. Не всякое послание заключено в слова; понимают без слов птицы и звери, и звезды тоже ладят между собой – молча… Или потому и не ладят?
Злой улыбнулся. Вышел на середину поляны, поднял меч, глядя перед собой, воображая противника. Кем он будет? Разбойник в кожаных доспехах, душегуб в черном плаще, призрак, болотное чудовище?
– Меч, а меч, – сказал Злой вслух. – Я совсем не боюсь. Даже неба. Даже восставших мертвецов. Даже если их будет тысяча.
Меч покачнулся в руке. А может, Злой сам покачнул клинком. Разницы не было; Злой резко выдохнул, присел – и воображаемые противники заскакали вокруг него, как бешеные.
Он уходил от ударов, ныряя под клинки, и уклоняясь, и прыгая. Он редко парировал, понимая, что силы в тонких руках пока что мало, и тяжелый противник легко пробьет его блок. Он дожидался, пока соперник откроется, и всаживал меч в незащищенную подмышку, в щель между грудными пластинами, в отверстие шлема. Он колол, экономя силы, и рубил по коленям, и скоро сразил их всех – разбойников, душегубов, убийц и мертвецов. И остановился, тяжело дыша, на поляне, заваленной воображаемыми трупами, где исходила терпким соком растоптанная в кашу трава.
И только тогда, с облегчением вздохнув, он свернул и уложил в заплечный мешок свой сиротский дырявый плащ, укутал меч, приладил его за спиной и тронулся в путь.
* * *
– Речь идет о моментальном рейде, высадке, наземной операции и, если повезет, возвращении.
– Мало шансов.
– Капитан, у этой затеи изначально малые шансы на успех. На Мерцающей не работают биосканеры, его след невозможно будет найти.
На плоском экране медленно поворачивалась планета: один материк, округлый, с огромной бухтой на севере и пресным морем в центре. Один океан. Изображение то размывалось, то становилось четче, и ни проблемы с оптикой, ни помехи в сети не имели к этому отношения.