Все эти восемь месяцев Шмель не думал ни о чем, кроме учебы. Не гулял ни на одном поселковом празднике. Ни разу не просился домой, проведать родных. Тина, дочь хозяина таверны, где Шмелю позволили жить, говорила: этот парень постигает языкознание, будто жених невесту в первую брачную ночь. Шмель не мог судить насчет невесты: он еще не целовался ни с кем. Он учился, как плыл в быстрой воде, боясь остановиться, и вот доплыл до испытания…
Лишь бы не подвел язык.
На столе стояли рядком простые керамические кувшины с узкими горлышками. Учитель поманил пальцем высокого Лопуха, старшего из учеников, уже взрослого:
– Какой?
Выбирать было особенно не из чего – кувшины казались одинаковыми, разве что чистили их в разное время и с разным усердием. Лопух указал на тот, что был с надтреснутой ручкой. Мастер плеснул в стакан густой жидкости тыквенного цвета:
– Пробуй.
Лопух глубоко вздохнул. Принял стакан дрогнувшей рукой, поднес к губам, понюхал, раздувая ноздри. Смочил рот; вся площадь притихла.
Лопух глотнул смелее. Раздувая щеки, покатал жидкость во рту. На лице его было написано такое усилие, будто парень тянул из болота увязшего по уши осла.
– Ну-ка? – мастер решил, что времени прошло достаточно.
– Движется, – обреченно сказал Лопух.
– Кто движется?
– Можно еще попробовать?
Мастер подлил ему жидкости из того же сосуда, парень набрал полный рот и так застыл. Девчонка, считавшая себя Лопуховой невестой, пробилась к самому помосту и глядела снизу вверх умоляющими глазами.
Наконец, Лопух шумно сглотнул.
– Ну-ка? – ровным голосом повторил мастер.
– Идет, – пролепетал парень, облизывая губы. – Он идет. Шагает.
– Почти два года тебя учу, – сказал мастер с сожалением. – Пустое дело.
– Нет, мастер, я понял – идет…
– Идиот! Смысл послания – «Дорогу одолеет тот, кто сделает первый шаг»! Ступай, Лопух, домой, не позорь меня перед людьми!
Девчонка-невеста закрыла лицо ладонями. Лопух переступил с ноги на ногу, будто очень важно было, правой или левой делать первый шаг – вспять, вниз, из учеников языковеда в батраки или лесорубы.
– Понимать – дело трудное, – мастер возвысил голос. – И не всякому дано! Я говорил и говорю: если таланта нет – зря только мучаться будет и позориться!
Всем своим видом подтверждая жестокие слова, Лопух наконец-то спустился с помоста. Шмелю было его жалко – но все заранее знали, что Лопух не пройдет испытания. Был он ленив и к обучению не способен.
Мастер обернулся к следующему ученику. Долговязый светловолосый Заплат долго выбирал сосуд, что-то бормотал, закрывал ладонью то правый глаз, то левый. Наконец, ткнул пальцем в кувшин на самом краю стола. Мастер налил ему прозрачной, как чистая вода, жидкости.
Заплат отхлебнул. Еще раз. Помолчал. Тупо улыбнулся:
– Ничего не понял.
– Иди, – сухо сказал мастер, и Заплат удалился, втянув голову в плечи. Он был странным парнем: иногда на него находило просветление, и он мог прочитать по вкусу самое сложное послание. Но если что-то упускал с самого начала – сразу сдавался. Вот как сейчас.
Шмель проводил его взглядом. Потом посмотрел на оставшиеся кувшины. Что внутри? В напитке, доставшемся Лопуху, было изречение о дорогах. Цвет – тыквенный, скорее всего от цветка власяники, ингредиента, означающего «усилие», «преодоление». А вот полностью прозрачный напиток Заплата, скорее всего, содержал отрицание, потому что частица «не», как правило, отбивает цвет жидкости…
– Так-то вы их учите, – громко сказала женщина в толпе, и Шмель вздрогнул. – Балбесами выставляете, все-то вам не так. Нарочно, что ли?
Учитель, не обращая внимания на крики из толпы, кивнул Плюшке:
– Выбирай.
Тот выбрал быстро. Шмыгнул носом, горестно покачал головой, разглядывая бледно-зеленое содержимое стакана:
– Учитель, я, наверное, и не пойму ничего. Язык обжег, нюх потерял…
Не такой безнадежный, как Лопух, и не такой малодушный, как Заплат, Плюшка пришел сюда, чтобы учиться дальше. Его причитания были фальшивы. Он играл на публику, заранее готовясь сказать: я мог бы в сто раз лучше, вот только язык… Он сделал все по науке: и ладонью провел над стаканом, и принюхался справа налево, а не наоборот, и жидкость потрогал сперва кончиком языка, потом взял на губы, потом только набрал полный рот.
– Дерево не бегает, а стоит, – сказал уверенно.
– Какое дерево?
– Елка…. Или ясень. Ясень стоит и не убегает.
– Попробуй снова, – устало велел учитель.
Плюшка напрягся:
– Это из-за того, что я запаха не чую…
Он чихнул, чтобы все видели, как он простужен, и снова отхлебнул от стакана. Сморщил лицо, как от кислого:
– Ясень… находится неподалеку.
– Будто и нет у тебя ни чутья, ни вкуса, – учитель мрачнел на глазах. – Сказано: ясень – не заяц, от топора не убежит! Что ты мне плетешь, я-то на тебя надеялся!
– Это из-за того, что я…
– Тихо! Постой пока… Вы двое, выбирайте!
Двенадцатилетние близнецы Окра и Бык одно время были любимцами учителя – языки у них были на диво чувствительные. Правда, в последние месяцы мастер охладел к ним, потому что мальчишки увиливали от скучной и трудной учебы, как могли. Сейчас, нарушая правила, учитель налил им в два стакана из одной бутыли. Жидкость была прозрачной.
– Собака, – первым сказал Окра.
– Собака, – эхом откликнулся Бык.
– Что – собака? – у мастера раздувались ноздри.
– Не зови собаку, покусает, – без тени сомнения выпалил Окра.
– Не зови чужую собаку, – подоспел Бык. – Покусает до крови!
– Врать вы мастера, – учитель оглядел обоих с презрением. – В послании сказано: «Не называй собаку овцой, а свинью коровой». Идите домой, оба, видеть вас не могу… Ты! – он обернулся к Шмелю так резко, что тот подпрыгнул. – Будешь пробовать, еще позорить меня? Или домой вернешься?
Толпа вокруг шумела все определеннее:
– Дети в чем виноваты?
– Что же ты за учитель такой!
– Боишься, что ученик тебя за пояс заткнет? Потому и не учишь?
– Цену себе набиваешь? Некрасиво!
Многие, поднимая свой голос, нарочно оборачивались к креслу, где бесстрастно восседал Глаза-и-Уши: погляди, мол, донеси до князя, что за безобразие творит здесь мастер-языковед. Шум, в котором все яснее проступала злость, здорово мешал Шмелю, когда он принял в дрожащие руки стакан с кроваво-красной жидкостью.
Первое – запах. Пусть заполнит тебя изнутри. Ты все равно ничего не поймешь, зато настроишься на нужный лад… Никогда не говори, на что похож запах. Не сравнивай ни с едой, ни с цветком, ни с глиной, ни с выгребной ямой. Отпусти свой разум. Просто почувствуй.