Стократ вертел в руках деревянную табличку, на которой зарубки были выстроены по пять: каждая пятая перечеркивала четыре предыдущих.
– И… сколько таких зарубок в день?
– А сколько хочешь. Главное, чтобы на пятый день, когда колокол ударит, у тебя было уплачено пять.
– А если нет?
– Тогда начнешь стареть. Кому охота? Наши все платят исправно, все приспособились: идти, скажем, жнецу с утра на поле – работать. Две зарубки отдашь – и вечер, лежишь на тюфяке, кости ломит после жатвы, а тебе и в радость: отдыхаешь…
– Погоди, – сказал Стократ. – А кто же работает?
– Они же и работают, жнецы. Только время это отдают, они не чуют его, ясно? Отдают деревьям.
– А во сне почему не отдавать?
– Ишь ты, во сне время сладкое! Жалко! Лучше рабочие часы отдать им, пусть подавятся.
– Зачем деревьям столько времени?!
– А не наше дело, – служанка посуровела и поднялась из-за стола. – Это Лесного Царя дело, я его спрашивать не хочу.
– К западу и югу, – сказал Стократ, – полно свободной пахотной земли. Дома стоят, разваленные, но восстановить можно. И никаких деревьев!
Служанка скрылась за стойкой.
– За такие слова, – донеслось приглушенно, – можно штраф заплатить. Так что молчи и ешь, или выметывайся из таверны. Знаем мы таких бродяг…
И загрохотала, прыгая по полу, медная кастрюля.
* * *
Спать здесь ложились поздно. Стократ шел по улице, и почти в каждом окне был свет; где-то пели, где-то пили, где-то дрались, но без особенной злобы. Гуляла молодежь, обнявшись. По сравнению с суровыми землями, пережившими падение Железных Братьев, – раздольный праздник.
Улицы казались крытыми – так плотно смыкались над ними ветки. Стократ прошел город из конца в конец и вышел в предместье. Городской стены не было – ее заменяли деревья. Только отойдя подальше и выбравшись в поле, Стократ понял, что идет дождь: в городе капли не долетали до земли, все доставались деревьям.
– Гуляешь, путник?
Стократ обернулся. Перед ним стояла женщина, закутанная в плащ, с капюшоном на голове.
– Смотрю на небо, – сказал Стократ. – Мне без него непривычно.
– Откуда ты?
– Отовсюду. Пришел с запада, если ты об этом спрашиваешь.
– Это правда, что Железные Братья… закончились? Что их больше нет?
– Правда. Рабы освободились. В тех местах сейчас разруха, но скоро, я думаю…
– Тебя не спросили, о чем ты думаешь, – она оборвала его с неожиданной грубостью. Стократ отвык от такого обращения – человеку с мечом на поясе дерзят только сослепу или спьяну. Он внимательно присмотрелся к ее бледному молодому лицу…
– Ты здешняя госпожа? Ты – наместник?
– Я его сестра, – она отвернулась, будто мельком пожалев о своей грубости. – Меня зовут Нора. Я знаю, что в трактире ты подбивал людей на бунт.
– Я?!
Он искренне удивился.
– Я рассказывал служанке, что творится к западу отсюда. Там много земли, и…
– Замолчи.
Она некоторое время стояла, прислушиваясь, раздувая ноздри.
– Этот меч у тебя – ты когда-нибудь пускал его в дело?
Стократ кивнул. Женщина прищурилась: кивок вышел многозначительный, а женщина была из тех, кто понимает скрытые смыслы. Наконец, она взяла его за рукав и молча потянула дальше в поле.
Продолжался дождь. Стократ шагал, стараясь не наступать на колоски. Женщина ломилась, не глядя под ноги.
Наконец, в самом центре поля, она остановилась и посмотрела в темное, покрытое тучами небо.
– Ты видишь в темноте, – не спросила, а будто заверила. Стократ снова кивнул.
– Я тоже, – она облизнула губы. – Меня зовут Нора, я уже говорила?
Она сунула руку под плащ и вытащила из сумки, висевшей на боку, вчетверо сложенную бумагу и грифельный стержень.
– Чужестранец, который пришел отовсюду, повернись ко мне спиной…
– В знак доверия? – Стократ чуть ухмыльнулся.
– Просто подставь мне спину…
Он повиновался. Она приложила бумагу к его куртке между лопаток и написала что-то – несколько слов. Потом молча дернула его за рукав – он обернулся. Женщина поднесла написанное к его лицу.
«Я хочу, чтобы ты убил Лесного Царя», – было написано на клочке бумаги.
Стократ снова вгляделся в ее лицо. Она смотрела на него, будто собиралась ударить или поцеловать.
– За что?
Она снова посмотрела на небо. Несколько легких капель упали на ее щеки.
– Другой бы спросил – как. Или – что я за это получу. Или, на худой конец, – кто это? А ты, значит, никого не убиваешь без цели и смысла, ты светило благородства, да?
– Я догадываюсь, о ком ты говоришь, – сказал Стократ, – хоть и не уверен, что это человек, а не легенда. Я не светило благородства, но и не наемный убийца. Назови мне причину, по которой я должен его убить.
– Пойдем, – сказала она, помолчав.
И, не обращая внимания на дождь, откинула капюшон.
* * *
Женщина привела его в старинный баронский дом, сложенный из камня лет двести, а то и триста назад. Стены обеденного зала украшали картины – в основном старинные пейзажи и жанровые сценки; Стократ разглядывал их, узнавая баронство без засилья лесов, с полями и площадями, с перекрестками и кустарниками, с простором, сохранившимся только там, на холсте. Отдельно, в торце зала, помещались портреты мужчины и женщины – как видно, супругов.
– Это наши отец и мать, – сказала Нора.
Стократ кивнул. Его собеседница была похожа на отца.
– Они умерли, – уточнила Нора то, что и так было понятно. – А это…
Быстрые шаги простучали по лестнице. В зал вошел мальчик лет одиннадцати, высокий и серьезный, лицом похожий на мать.
– Это мой сын, – сказала Нора. – Его зовут Альт.
Мальчик едва склонил голову, обозначая приветствие, и вопросительно посмотрел на женщину.
– Иди пока к себе, – она напряженно улыбнулась. – Время еще есть…
Мальчик ушел, не сказав ни слова. Нора пошла вдоль стола, сама зажигая свечи.
– Лесной Царь придет за ним, чтобы забрать на пять лет, – сказала буднично. – Он превратит его в дерево и научит управлять временем. И еще он научит его быть верным Лесному Царю и никогда не помышлять о бунте.
– Как с вами случилась эта беда?
Рука ее с горящей свечкой дрогнула. Женщина обернулась – оказывается, она ждала долгих расспросов. То, что Стократ не требовал разъяснений, застало ее врасплох.