– Слушай внимательно, – сказал он, глядя ей в спину. – Ты останешься здесь. Назначаю тебя предводителем отряда. Ты проследишь, чтобы твой… чтобы Дан никуда не ушел. А я пойду и узнаю, что там.
* * *
Резня началась моментально, без причин и предвестников, без подготовки и без смысла. Откуда-то взялась толпа ремесленников, еще вчера мирных и довольных жизнью. Почему-то они были пьяны с утра, внезапно воспылали яростью и двинулись на властителя, ни на секунду не предполагавшего такого поворота событий. Перебили стражников на посту, подожгли дом; тут основные силы властительской стражи вернулись из патрулей. Это они проскакали мимо оврага, когда Стократ обрабатывал рану Мир.
Тут бы бунту и конец. Но стражники, вместо разбирательства и дознания, обрушились на поселок, не щадя никого и не разбирая правых и виноватых. Уже в предместье Стократ стал свидетелем бойни и едва успел спасти от мечей пожилую женщину и девочку-подростка. Спасенные убежали, а Стократ внес свою лепту в кровавые события того дня, оставив на месте несчастливого стражника Гран.
Этот стражник был простой честный трудяга. Стократ так и не понял, что за кривая судьба превратила его в убийцу. Душа стражника ушла в придорожную траву, а Стократ вошел в город, стиснув зубы и рассчитывая на худшее.
Властитель Гран, окровавленный и вооруженный, скакал во главе отряда своей стражи. При виде Стократа осадил лошадь:
– Где ты был, колдун?!
– Я искал твою дочь.
– Нашел?
Стократ сомневался долю секунды.
– Нет. Может быть, к счастью. Как твои сыновья?
– Отлично! – рявкнул властитель. – Р-рыба, лучше некуда! Я успел отправить их с учителем, послать их, р-рыба, куда подальше… Что здесь творится, колдун, у меня весь двор завален трупами мятежников – и слуг!
– Вели своим людям прекратить резню.
– Резню?! Это справедливое возмездие!
– Очнись, твоя стража режет твоих людей на твоей земле!
– Бунт будет подавлен – надолго, навсегда! Так, чтобы никогда больше…
Запрыгали щепки на дороге. Взялась кругами поверхность воды в водосборной бочке. Отряд всадников, несколько сотен человек, заполнил собой улицу, и это не были люди Грана. Это были…
– Приречье! – рявкнул их предводитель. – За Приречье и нашего князя!
Властитель Гран оскалился:
– Привет и вам, благородные господа, я не помню, чтобы выдавал разрешение на проезд вооруженного отряда по моим землям… Если вы прискакали за невестой – время выбрано неудачное, однако милости прошу, я готов обсудить подробности…
Предводитель из Приречья, чье лицо было скрыто шлемом, не стал отвечать. Вместо этого он поднял и опустил руку. Из-за спины его взвились в небо стрелы – ушли вверх, будто желая долететь до звезд, но не справились с тяготением и полетели вниз, набирая убойную силу. Стократ оскалился и рубанул по древкам – он сбил в полете три стрелы, этого оказалось мало.
Властитель в последний раз помянул рыбу и упал с седла. Рядом повалился стражник, стоявший слишком близко к своему господину. Люди властителя выхватили мечи; два отряда сшиблись, и бунт на земле Гран превратился в войну.
Стократ не пожелал оказаться между молотом и наковальней и перебрался на крышу соседнего дома. Из-под крыши валил дым – она горела с одной стороны, и пожар разрастался со страшной быстротой.
– Р-рыба, – прошептал Стократ.
Он всегда чувствовал, как вызревают события, и многие считали его пророком, в то время как он просто умел наблюдать и складывать наблюдения, кирпичик к кирпичику, уголок к уголку. То, что творилось в столице Гран, не имело разумного объяснения.
Крыша трещала. Жители дома давно сбежали, и Стократ надеялся, что они прячутся в овраге, а не валяются мертвые на дворе замка. Надо было уходить, властитель Гран погиб, город все ярче занимался огнем, и Стократ не мог ни понять, что случилось, ни кому-то помочь.
Он перепрыгнул через высокое пламя и оказался в пустынном, разоренном дворе. Через секунду распахнулась калитка и повисла на одной петле. Во двор ввалился человек в шлеме, с гербом Приречья на плаще, в сопровождении свиты; человек придерживал на груди раненую руку, его слуга – без шлема, в простом сером плаще – оказался рядом с повязкой наготове, а еще двое – тоже в шлемах и с гербами – приготовились почтительно слушать.
Стократ стоял в нескольких шагах, за колодезным срубом. Позади него горело здание.
– Убивать свидетелей, – сказал человек в шлеме, его голос звучал глухо, и слова трудно было различить сквозь топот и крики на улице. – Во всем, что здесь случилось, виноваты бунтовщики, будь они прокляты, завтра повесить не меньше десятка! Когда найдут девчонку, пусть не ведут ее ко мне, а переправят сразу в Приречье… Куда она бежала в поисках защиты… Но мне доложить сразу же!
Один из его слушателей наклонил тяжелую голову и вернулся на улицу, где по-прежнему дрались и кричали. Человек, отдававший приказы, глухо зарычал, когда бинт стянул его руку, и, наверное, поморщился под шлемом.
– Пока нет вестей из Выворота, мой господин, – сказал второй его слушатель.
– Слишком быстро заварилась каша, – человек в шлеме снова зарычал и отпихнул слугу. – Сладкий кусок достанется тому, кто не зевает…
Стократ понял, что если он сейчас не уйдет – у него есть шанс изжариться. Вряд ли разговор, который ему довелось подслушать, того стоил.
В этот момент калитка дернулась на последней петле, и во двор, освещенный пожаром, вбежал еще один в плаще с гербом Приречья:
– Ваша милость, ее нет в замке! Слуги врут, что она сбежала еще вчера!
– Искать! – рявкнул человек в шлеме. – Искать в замке, в предместьях, искать, кто найдет – озолочу! Прочешите поля, расспрашивайте местных, пытайте, если надо, – найдите девчонку немедленно!
И, сжимая меч левой рукой, он выскочил на улицу в тот самый момент, когда в доме за спиной Стократа рухнули перекрытия.
Звезд не было в этот вечер. А были бы – в дыму их никто не разглядел.
* * *
Древний Выворот, зеленые поля и плодотворные сады. Мирная страна на левом берегу Светлой. Ты видел расцвет и упадок, но не видывал позора: сегодня владетеля Вывора заперли в подземной комнатушке, будто вора перед судом. Владетеля Вывора связали по рукам и ногам, будто железной двери и слепых каменных стен – недостаточно.
Почему толпа горожан не восстала, требуя справедливости? Почему не собрались крестьяне, желая видеть молодого владетеля? Ворон поморщился: мысли его текли гладко и масляно, на ходу складываясь не то в жалобную песню, не то в надгробный плач. Мало того: он видел строчки разбитыми на абзацы, и слышал запах чернил и бумаги, и знал, как разъяснить молодым ученикам простые правила, по которым заносится на бумагу ритмично устроенный текст.