— Как ты это делаешь? — спросил Бьорн после первого такого случая, а она посмотрела на него так, словно не поняла вопроса.

На ночлег остановились в заброшенной хижине из дикого камня. Набрали сухой травы, сучьев и разожгли у дверей костерок. Бьорн не мог надивиться на Брит, ворошившую жар голыми руками. Мало того: один раскаленный уголек она некоторое время рассеянно катала в пальцах, словно это был камешек, и не спешила бросить. Кожа на руке начинала дымиться, запахло паленым, а она словно ничего не замечала. «Прямо что-то сверхъестественное», — подумал Бьорн. И эта мысль не пугала, а вселяла надежду.

Костер догорел, и они укрылись в хижине. Мороз был изрядный — от него коченели пальцы, все меньше тепла сохранялось под одеждой.

— Я замерз, — стуча зубами, пожаловался Хальфред.

Тогда Брит уселась в самом углу комнаты, на стыке двух стен.

— Идите сюда, — позвала она, — я вас согрею… х-с-с… х-с-с…

Они примостились по обе стороны от старухи, спиной к ней. Естественно было предположить, что от нее должно плохо пахнуть, — однако запаха не было. Видимо, она была слишком худой и иссохшей. Не прошло и минуты, как ее спутники почувствовали ровный жар, тут же распространившийся по всему телу. Им стало тепло и хорошо, словно у горячей печки.

Среди ночи их внезапно разбудил протяжный, леденящий душу волчий вой.

— Собака паршивая… х-с-с… х-с-с!.. — выругалась Брит.

Когда волк завыл в третий раз, она вскочила и вышла.

Они услышали ее крик — дикий, хриплый, еще более жуткий, чем волчий вой. Волка как ветром сдуло, и больше он их в эту ночь не беспокоил.

Весь следующий день они шли и шли, не сбавляя темпа, — Брит впереди, за ней шагах в двадцати Бьорн, в хвосте Хальфред. Бедняга покончил с нытьем. Он решил делать хорошую мину при плохой игре — безропотно волок все более бесформенный узел, а во время одного из редких привалов даже немного поиграл на скрипочке. По правде говоря, музыкант он был неважный. Смычок немилосердно скреб по струнам, далеко не все ноты звучали верно, но трогательно было видеть, как порхают по ладам короткие пальчики его левой руки. И с песнями Малой Земли он справлялся, пожалуй, неплохо. Он играл и одновременно напевал их, и Бьорну невольно взгрустнулось — особенно от одной колыбельной:

«Как у Йона сани не скользят…

Ой да не скользят…

А настала ночь,

звездочки зажглись —

сани Йона вихрем понеслись».

Бабушка, а потом мать сотни раз пели ему, маленькому, эту песенку, и Сельма, в свою очередь, баюкала ею мальчиков.

Начинало смеркаться, когда они достигли местности с более разнообразным рельефом. Впереди поблескивало льдом небольшое озеро. За ним чернел на фоне заката еловый лес, а край его острым клином взбегал по склону холма. Вершину холма опоясывала каменная стена. В меркнущем небе лениво описывали круги два коршуна.

Брит остановилась как вкопанная. Ее спутники подошли и тоже остановились.

— Что случилось, Брит? — спросил Бьорн.

Она не отвечала. Ноздри у нее вздрагивали. Лицо стало не как у древней старухи, а почти как у скелета.

— Я ее чую… х-с-с… х-с-с… — прошипела она сквозь стиснутые зубы, — чую ее, шлюху…

11
Хальфред дает концерт

На крутом подъеме от озера к замку Хальфреду приходилось сильно наклоняться вперед, и вид собственных сапог, заляпанных грязью, чрезвычайно его расстраивал. Его новый плащ тоже изрядно пострадал от путешествия — левый рукав порвался, одной пуговицы не хватало. С тех пор как маленький странник последний раз приводил себя в порядок, прошло уже три дня. Ни разу в жизни, сколько он себя помнил, не бывал он таким неряхой.

Он остановился перевести дыхание и потер зад. Переходя озеро по льду, он три раза падал — с высоты собственного малого роста, разумеется, — но все равно до сих пор было больно.

— Никакого риска! — убеждал его Бьорн. — Все, что от вас требуется, — это проникнуть в дом, а потом вернуться и сказать нам, видели ли вы там Бриско.

Он не соглашался ни в какую, и спор все набирал обороты:

— Проникнуть в дом… легко сказать! И что я там буду делать?

— Вы представитесь странствующим музыкантом, который хочет поиграть хозяевам во время обеда.

— От моей игры мухи дохнут! Вы же знаете. Сами слышали.

— Ничего подобного, вы очень хорошо играете. Правда, Брит?

— Хорошо, хорошо… х-с-с… х-с-с…

— Вот как? Первый раз от тебя это слышу, Бригита.

— Раньше к слову не приходилось… х-с-с… х-с-с…

— В кои-то веки дождался! А почему бы вам двоим туда не пойти, в этот замок? Шли бы сами, если это так просто!

— Нам нельзя, Волчица нас обоих знает.

— Бригиту знает, а вас нет!

— Знает. Разыскивая Бриско на Малой Земле, она наверняка меня видела. Во всяком случае, вероятность слишком велика, чтобы ею пренебречь.

— А Герольф? Вот я — я ведь знаю его в лицо! Десять лет прошло, как он уехал с Малой Земли, но я его могу узнать! Так ведь и он может меня узнать!

— Вы его запомнили, потому что на Малой Земле он был важной особой.

— Ну конечно, а я никто и звать никак, вы это имеете в виду?

— Я этого не говорил.

— Но думали! И вообще, в гробу я это видал! Я согласился сопровождать Бригиту по ее просьбе, и это все. Я не подряжался быть героем экспедиции! Я не искатель приключений! Я устал, я замерз, я голоден, у меня ноги болят! Все, чего я хочу, — это оказаться дома, принять горячую ванну, надеть халат и шлепанцы, сварить себе яйцо всмятку и макать в него хлебушек, вот чего я хочу!

— Так о том и речь! В замке, я уверен, вы сможете обогреться у доброго огня, и вас вкусно накормят!

— Вот уж нет, меня вышвырнут за дверь после третьей же ноты! Когда я боюсь, я играю еще хуже.

— Еще хуже… это трудненько… х-с-с… х-с-с…

— Что ты сказала, Бригита?

— Ничего… х-с-с… х-с-с…

— А я ведь тебя приютил, забыла? Небось не ехидничала, когда просилась ко мне в дом!

— Прошу вас, сейчас не время ссориться! Послушайте, Хальфред, мы проделали такой путь, добрались наконец сюда, все вместе. Не можем же мы повернуть обратно или всю ночь препираться на замерзшем озере… Подумайте о ребенке…

— Это не мой ребенок.

— Я знаю, Хальфред. Но это ребенок, который нуждается в вас!

— А если меня схватят?

— Не схватят.