– Не гневайся, господин барон, но ни бежавшего харцыза с товарищем, ни падчерицы твоей мы найти не смогли. Словно сквозь землю провалились!
Есаул вытер рукавом потное и заляпанное грязью лицо.
– Что сие означает? – Ожидающий других слов, Владивой как-то даже не воспринял услышанное. – Как это, не нашли? У нас в округе что, так много мест, куда беглецы могут спрятаться? Не в лес же они полезли ночью-то?!
– По всем дорогам разосланы отряды. Каждый проскакал верст пятнадцать. Нет их нигде, господин. Кривица было заприметил, что подались они в сторону мельницы. Кинулись следом, но след обрывается еще до Опупения. Словно Змии их сожрали!
– А может, действительно – Змии? Говорят, пролетал вчера один, ближе к утру.
– Один никак не мог сожрать троих лошадей, людей и при этом совершенно не оставить следов. Да там кровищи было бы столько, что никакому ливню не смыть. – Калита отрицательно покивал головой. – Нет, господин барон… Это не Змии.
– Куда ж они тогда, по-твоему, подевались? На мельницу, надеюсь, заглянуть догадались?
– Заглянули. Нет там никого. А Мышата сказывал, что намедни видел небольшую ватагу харцызов. Около дюжины сабель. Думаю, что именно к ним и спровадили баронету беглые.
– Это что же получается? – поразился Владивой. – Отпущенный тобой скоморох действительно был лазутчиком разбойников? И мы сами вручили ему Анжелину? Да, ничего не скажешь, есаул, хитроумный план. Или ты сразу узнал своих бывших товарищей и решил им подыграть? Чтоб старые прегрешения загладить? А? Ну, признавайся…
От такого предположения Калита сначала побледнел, а потом бухнулся на колени.
– Жизнью клянусь, господин барон, и в помыслах ничего такого не было. Я ж того скомороха и в глаза не видывал. Вместе с Нечаем они из Опупения приехали. А с пацаненком Кривица разговаривал. Само собой так повернулось. А, может, они сами невзначай в руки длинночубых попались? Эх, кабы не спешка, можно было все умнее сделать. Не с пришлыми парнями ее отправлять, а самому с Кривицей взять девку, да и отвезти в надежное место. А после, как все поутихнет, вы бы решили, что с ней дальше делать. Как же я мог так ошибиться? Ведь уверен был, что эти скоморохи простодушнее дитяти!.. И Кривица уверял, что малой ни одного условного жеста не знал?… Неужели так умело прикидывался? Надо Нечая взять на спрос! Не было ли у них изначально какого умысла?
– Ладно, не горячись, есаул. – Владивой неожиданно улыбнулся и облегченно вздохнул: – Это судьба вмешалась. И кто ведает, может, оно и к лучшему, что не пришлось мне брать на душу жизнь падчерицы. Зато я с искренней горечью смогу сообщить королеве о горе, которое постигло мою семью. О смерти баронессы Катаржины, и о похищении баронеты Анжелины… Как и о том, что все предпринятые нами поиски, к огромному сожалению, оказались тщетны.
Барон сделал паузу и, с прищуром взглянув на есаула, продолжил:
– И кажется мне, что никто не справится лучше тебя и Кривицы с доставкой этой новости в Турин.
От слов барона Калита только икнул. Больше чем в Турине ему не хотелось очутиться разве что в пределах Кара-Кермена. И, словно прочитав его мысли, Владивой прибавил успокоительно:
– Конечно, придется приодеться, как подобает случаю, чтобы, упаси Создатель, тебя и побратима случайно за разбойников не приняли. А то вдруг окажетесь на кого-то похожими? Мало ли что в жизни случается… Не волнуйся, в этом – помогу. Людей с гербом «расщепленного молнией дуба» никто не посмеет задержать без веских оснований. А в остальном – сам сообразишь, как выкрутиться. Не вчера родился… Лишний раз перед глазами у стражи не мелькайте, и все обойдется. Денег дам… Ну, подумай головой, есаул, кому еще, если не вам двоим, я могу довериться? Вдруг Беляна не поверит письму и прикажет допросить гонцов с пристрастием? А вы и на дыбе все подтвердите, поскольку за свои жизни бороться будете. Шучу… – улыбнулся барон, увидев, как побледнел Калита. – Никто не станет подвергать сомнению правдивость моих слов. Но все же помните, что дело выглядит подозрительно. И потому, чтобы не попасть в руки королевских дознавателей, сами помалкивайте, а в столице ведите себя, как надлежит верным слугам, удрученным господским горем. Ведь в Дуброве, помимо прочего, еще и по старой баронессе траур объявлен! И не горничная девка пропала – баронета! Все, на этом разговор закончен!
Владивой вдруг понял, что почти уговаривает есаула.
– Надеюсь, приказ мой ясен?! Иди, готовься в дорогу. Медлить не стоит… За письмом зайдешь утром. И помни, что ваша с Кривицей жизнь с одного боку в моих руках, а с другого – на кончике ваших же языков. Но, если сумеете подтвердить мои слова, чтобы никто и на мгновение не засомневался, что так все и происходило, заживете с побратимом в Дуброве лучше, чем сами придумать сможете. За Кривицей корчму с его сдобной «гусыней» запишу и деньжат на новоселье подкину, а о том, что люди говорят, забуду и другим закажу. А тебе, Калита… Сам придумаешь, что попросить… Уверен – не продешевишь. Все, ступай, оставь меня. Надо подумать, как лучше новости изложить.
Когда Владивой принимал решение, переубедить его было невозможно. Есаул поклонился и затопал вниз по лестнице. В конце концов, сколь веревочке ни виться, а в стенку лбом упрешься. Коль не отвернул Громовержец от них с Кривицей свой лик, может, и вывезет кривая… Зато как одноглазый обрадуется награде, когда узнает…
Говоря, что он должен подумать, как написать королеве, Владивой лукавил. Текст «скорбного» письма уже давно сложился в голове барона. Осталось только записать его слово в слово.
«Низкий поклон нашей госпоже и венценосной сестре Беляне!
На двадцать седьмой день месяца Травостоя со слезами на глазах вынужден известить Ваше Величество об ужасном горе, которое постигло Дубров дважды.
В ночь с двадцать пятого на двадцать шестой день после продолжительной болезни умерла баронесса Катаржина, которая не поднималась с ложа уже почти полгода. Умерла без мучений, отойдя от нас во сне и не приходя в память…
А на следующий день случилась трагедия, затмившая смерть баронессы.
В то время как все мои помыслы, равно как и мысли верной дворни, были наполнены скорбью по поводу смерти баронессы, двое харцызов похитили наследную баронету Анжелину.
Думая, что наша дочь, желая в скорби уединиться, закрылась в личных апартаментах, и уважая ее чувства, никто не тревожил баронету. И только после того, как она не вышла к прощанию с телом покойной, мы обеспокоились.
Обнаруженные следы свидетельствовали, что, по неведомым нам причинам, баронета сама спустилась в подземелье, где содержался пленный харцыз. Что произошло там, неизвестно, но темницу оба покинули через подземный ход, о котором могла знать лишь баронета. Считаю, что харцыз сумел каким-то образом запугать девушку и заставить ее выйти вместе с ним из замка.
Снаряженная погоня ничего не дала из-за ливня, который начался вечером и к полуночи смыл все следы. Но следопытам удалось установить, что в лесу лазутчика поджидала небольшая ватага. Дальнейшие поиски результата не принесли. Харцызы вместе с пленницей успели перебраться за Проход.