Владивой въехал в единственный, предоставленный прихотью природы, проход в сплошном каменном массиве, опасливо поглядывая вверх, высматривая на вершинах скал притаившихся чудовищ. И беспокоился не напрасно, потому что Змии его ждали. Только не наверху, а впереди – при выезде из ущелья. Именно там обосновалось огромное чудовище, по-видимому, уже давно и с нетерпением поджидающее свою жертву. Змий, словно в оскорбительной насмешке над беззащитным человеческим существом, широко разевал огромную пасть и раздраженно хлестал по бокам тяжелым шипастым хвостом.
Убегать не было смысла, Змий мог двигаться так быстро, что догнал бы и гепарда. Но и умирать столь глупо барону вовсе не хотелось. Стараясь не делать резких движений, Владивой медленно слез с лошади, привычно прикрываясь ее корпусом. Чудовище захлопнуло пасть и с любопытством склонило голову, вроде даже поощрительно наблюдая за человеком. Владивой подумал и стал расседлывать коня. О том, что порой стражи Прохода берут с проезжих мзду лошадьми, в Дуброве известно каждому мальцу. Змий присел на задних лапах, как пес, ожидающий от хозяина косточку. Убедившись в верности принятого решения, Владивой стал снимать сбрую быстрее. И вскоре первая лошадь, с завязанными глазами, сильным ударом кнута была послана вперед, на свою погибель.
Хвост Змия мелькнул так быстро и с такой силой, что просто смел несчастное животное в сторону, и лошадь, не издав ни звука, осталась валяться там бесформенной кучей. А чудовище опять ожидающе уставилось на рыцаря.
– Да-а, похоже, что пошлина за проезд у вас тут серьезная, – пробурчал Владивой, проделывая ту же операцию со второй лошадью. – Надеюсь, хоть одного коня ты мне все же оставишь?
Змий не ответил, но и не пошевелился.
– Что ж, – вздохнул рыцарь, – как говорится, «плетью обуха не перешибить»… Подавись, скотина!
Но жадный Змий не думал ни давиться, ни подыхать какой-либо иной смертью. Впрочем, после того, как последняя из взятых с собой Владивоем лошадей упала с переломанным хребтом, чудовище все же сделало пару шагов в сторону, неуклюже освобождая проезд. И там улеглось, вытянув шею и положив голову на щеку, отворачиваясь от дороги, видимо, потеряв всяческий интерес к человеку.
– А я еще рассказам степняков верить не хотел, – вздохнул Владивой, выбирая из кучи припасенного снаряжения только самое важное и необременительное.
Но что б он при этом ни думал, страж удовлетворился платой, и проход в Заскалье для бывшего барона был открыт. А уж что ждет его там, оставалось только гадать и верить, что, возможно, Создатель еще не прописал окончательно его судьбу своим алмазным стилом на золотых листах Книги будущего, оставив Владивою шанс исправить все к лучшему.
Будучи опытным воином и проведя в дозоре больше времени, нежели в мягкой постели, Владивой из оружия и брони взял с собой только тонкий меч, сбросив даже кольчугу. Прекрасно понимая, что ни от крупного хищника, ни от стрелы в спину или наброшенного умелой рукой аркана она все равно не спасет, а при длительном пешем переходе сил заберет изрядно. А также и то, что если уж брать лишний вес, то провизией. Как быстро станут пополняться его запасы – еще неизвестно. А кроме того, торба с харчами имеет удивительное свойство, ведомое каждому путнику: с каждым привалом она становится легче. После чего поспешил покинуть Проход, пока «сборщик таможенной пошлины» опять не передумал.
Степь, бесконечная как песня, начиналась сразу за грядой, протягиваясь во все стороны полноводной изумрудной дельтой, расширяясь с каждым шагом. Узкая в начале, как и весь перешеек, она буквально еще на обозримом пространстве упорно выталкивала за горизонт воды обоих океанов.
Владивой глубоко вдохнул и зашагал вперед. Главное, он остался жив!
Воды и пищи барон припас дней на пять-шесть, а если расходовать бережливо, то и все десять протянуть можно. Кроме того, со слов Калиты, он знал о двух источниках в относительной близости к Проходу. А в степи, рядом с водой, всегда неподалеку и мясо пасется. Не пропадет. Гораздо хуже то, что без лошадей он стеснен в движении и обзоре. Находясь на равнине, каждый, кто может видеть дальше других, получает неоспоримое преимущество. Потому что и от сильного врага спрятаться успеет, и добычу заметит раньше, чем та скроется с глаз.
Владивой еще не знал, с чего и как начнется его новая жизнь, но и задумываться не стал. Сейчас важнее всего было добраться до ближайшего родника. Размеренной поступью Владивой углублялся в степь, стараясь удерживать в поле зрения темную полоску Мертвого океана, но скоро заметил, что слишком круто забирает вправо, и сообразил, что приметы ему Калита давал, исходя из возможностей всадника. Поэтому он плюнул и пошел прямо, рассчитывая самостоятельно обнаружить воду по иным приметам, поблагодарив мысленно судьбу, что та милостиво забросила его сюда в начале лета, а не ближе к середине. Когда пешему путнику приходится брести по грудь в густых травяных зарослях, не видя вокруг себя ничего дальше собственной, вытянутой вперед руки.
Ночевать лег там, где застала его ночь. Выбирать все равно не приходилось. Примял сапогами траву, огородил участок кольцом из аркана, сплетенного из конского волоса и смазанного бараньим жиром, взял в руки саблю да и улегся ничком, готовый в любое мгновение вскочить и обороняться. Прекрасно осознавая при этом, что спящий человек никогда не успевает достаточно быстро прийти в себя, чтобы отразить направленную лично на него атаку. Но с теплым и удобным эфесом в руке было как-то уютнее и спокойнее. Владивою даже удалось задремать чуток, несмотря на разнообразные шорохи, вскрики и вопли ночной степи…
А утром, проснувшись, он обнаружил, что не добрался до искомого родника всего несколько десятков шагов. Оттого и не давало ему зверье спокойно спать, что чувствовало запах чужого, тревожилось и пробиралось к водопою окольными путями.
Превращенный за ночь копытами рогатых обитателей степи в одно сплошное жидкое месиво, родник представлял собой жалкое зрелище для человека, привыкшего к озерам, рекам и колодцам. И Владивою довелось хорошенько потрудиться, прежде чем он при помощи кинжала, ножен от меча и голых рук сумел выкопать вокруг почти незаметного ключа достаточную яму для сбора и отстаивания воды.
Пока повеселевший родник заполнял приготовленный для него колодезь, рыцарь уселся на сухом и приступил к трапезе. Теперь, когда у него была вода, все остальное могло подождать. И бывший князь вдруг почувствовал странное освобождение. Будто с его спины свалилась привычная уже тяжесть, с которой свыкся настолько, что и не замечал вовсе, но без нее стало легче двигаться и дышать. Впервые за много-много лет он остался совершенно один. Никто не бежал за очередным распоряжением. И никто не стоял за спиной в то время, когда он неспешно жевал свой кусок хлеба. Он мог прямо здесь прикорнуть на боку, мог изгваздаться в грязи по самые уши, мог кричать и визжать, мог… Да все, что взбредет в голову, мог – и никому, ни одной живой душе не будет дела до его сумасшествия, горя или неожиданной веселости. Размышления над этим символом новой, совершенно иной жизни настолько увлекли Владивоя, что он и в самом деле немного вздремнул. А когда проснулся, увидел невдалеке от себя толстого зайца. Не заметив спящего с подветренной стороны человека, длинноухий неспешными прыжками двигался куда-то по своим заячьим делам, еще не ведая, что путь его закончился, потому что стрелять из лука воевода умел лучше иного зверолова-охотника…