Глядя на их лица, она окончательно уверилась, что полковник Галахов знал лишь полуправду – ошибиться невозможно, его рожа наглядно свидетельствует, в самом деле верил, дурак, что станет министром внутренних дел Сибирской республики или чем-то вроде. А впридачу, скорее всего, именно он и разевал рот на шантарский общак, болван…
– Времени у нас немного есть, – сказала она, свободной рукой достав пачку и ловко вытянув сигарету губами. – Я за последнее время выслушала столько брехни, что неодолимо тянет поговорить за чистую правду… Вас не затруднит, орлы, пересесть от стола к стене? Мало ли что у вас там в столе…
Они подчинились, двигаясь удивительно медленно, словно придавленные толщей воды.
– Верите, суки, что буду стрелять… – хмыкнула она, заметив эту плавность в перемещениях. – И правильно делаете… В общем, идея была хорошая – во глубине сибирских руд обнаглевшие провинциалы готовят переворот и провозглашение независимой республики. А молодой и перспективный кадр Дашенька Шевчук постепенно открывает истину – для чего ей старательно, искусно подбрасывают все новые и новые доказательства, в том числе и в виде всамделишных трупов… Капают на мозги, пока, наконец, и распоследний дурак оказывается способным сообразить, с чем имеет дело… Дашенька собрала кучу убойного материала. Дело получилось – пальчики оближешь, столица кипятком писать будет… – Она зло, коротко рассмеялась. – Полковник, что вам напел этот московский соловей? Что по дороге в Аюкан Дашеньку обязательно пристукнут, сбросят с поезда вместе с чужим паспортом, а все материалы, конечно, заберут? Верно? Верно… Только он вас примитивно наколол. Я должна была остаться живехонькой, в самом деле улететь в столицу со своими бесценными пленками…
Галахов пробормотал что-то, бледнея на глазах.
– Ну конечно, – сказала Даша. – Вы-то, бедный наш, полагали, что переворот – это всерьез… И согласно условиям игры создавали мне совершенно тепличные условия – Роман, надо полагать, вас убедил, что лучший способ избежать провала как раз и будет заключаться в том, чтобы нисколечко Рыжей не мешать, держать каждый шаг под контролем, зато в последний момент замочить… Знаете, что меня со временем стало настораживать? Да вот эти самые тепличные условия. В жизни ни один опер не работал так вольготно, в жизни начальство не бывало столь благожелательным и милым, а важные шишки из управы и других контор – столь нейтральными… Что бы я ни вытворяла, меня прикрывали без тени неудовольствия. Дурак вы, Валентин Сергеевич. Офуеннейший. Это не переворот, это имитация переворота, сепаратистских игрищ. Несколько дурачков должны были высунуться на свет божий, самую малость пострелять, вопя жуткие лозунги. Ясно, их быстренько придавили бы, а потом из столицы налетела бы грозная орава, комиссия с самыми серьезными полномочиями от разъяренного президента. Президента понять можно, я на его месте тоже взъярилась бы, узнав, что какой-то Шантарск объявил себя Соединенными Штатами Сибири… Чрезвычайное положение, особый режим управления, крутое расследование, все сидят по углам и стучат зубами от страха – а под шумок столичные финансисты, пославшие сюда Романа, успели бы прихватизировать все, мало-мальски ценное. Поди тут пискни поперек, когда тебя вот-вот посадят за содействие сепаратистам. Наверняка есть и другой компромат, на наших местных баронов… Я права, Рома? Конечно, права, вон как тебя перекосило… А на вас, полковник, и вовсе смотреть печально – дошло наконец-то до жирафа… – Она выплюнула окурок на пол. – Думать надо было, мон колонель. Ну какие в Шантарске военные перевороты? Какие сепаратисты? Смех один… Это-то и начало меня со временем мучить – этакое ощущение нестыковки. Получался даже не цветной голливудский фильм о путче в банановой республике – черно-белый прибалтийский, советских времен. Помните, как они там со своими чухонскими рожами западноевропейцев изображали? Вот примерно похожее было и у вас. С виду все гладко – заговорщики, череда загадочных смертей, наполеоновские планы, купюры с соболями, героический сыщик докапывается до сути… Вот только не накладывался этот антураж на скушные шантарские реалии. Киношно получалось. Я в этом городе родилась и тридцать лет в нем живу, как ни крути, выходил не серьезный переворот, а сибирская деревня голливудского производства – пляшет негр в косоворотке с гармошкой на плече… Сценарий писал кто-то столичный, вот и вышел мятеж, каким он представляется столичным мозгам. А я – человек до убогости приземленный, да и перестроечное похмелье давно прошло… Что это за переворот, в котором не замешан никто из местных справных хозяев? С какой это стати столичные банкиры вдруг стали борцами за вольную Сибирь?
Она замолчала. В горле пересохло, ко рту подступал какой-то омерзительный клубок. Ее выворачивало от отвращения, которому не находилось подходящих слов. Вереница трупов, которые хладнокровно уложили в живописных позах исключительно затем, чтобы создать убедительные декорации, подкрасить эстрадный задник всамделишной кровушкой… Никакие слова не смогли бы передать охватившую ее злость и омерзение – и она молчала, стиснув рубчатую рукоятку пистолета.
– Недооценил я тебя, – сказал Роман тихо.
Он отчаянно пытался сохранить лицо – и выход искал, конечно, можно представить, сколь лихорадочно работали серые клеточки…
– Наоборот, – тусклым голосом отозвалась Даша. – Переоценил. Ты думал, я романтичная. Романтичная баба и сглотнула бы всю вашу стряпню, не поперхнувшись. А я насквозь приземленная, скучная, мне эти цветные голливудские красивости встали поперек горла. Не было никакого инопланетянина в неземном комбинезоне – был самый обычный шиз с сексуальным вывертом. Так и здесь. Нет никакой романтичной «Грозы», а есть вульгарная попытка взять на гоп-стоп… И я вам, блядво, не прощу ни Воловикова, ни Славку, и всех остальных не прощу, даже Колдуна со Скорпионом – хоть они и были бандюки, которых я мечтала достать, их замочили не за это, а декорации ради… – Она улыбнулась одними губами. – И вообще, ваших боевичков, что под видом шумковцев должны были изобразить «налет сепаратистов на телестудию», уже наверняка повязали. – Ей захотелось по-бабьи взвыть от пережитого, и она с трудом овладела голосом. – Знаете ли вы моего хорошего друга капитана Саца? Плохо вы знаете капитана Саца… Конечно, я тоже не ангел, мне пришлось на каком-то этапе малость поступиться принципами, но иначе не смогла бы вас приложить мордой в грязь…
…Засада была устроена по всем правилам и, что гораздо более важно, со стороны ничем не отличалась от обычнейшей милицейской группы, по каким-то своим соображениям вышедшей на охоту. Потому что это и была взаправдашняя милиция – вернее, парни капитана Саца, натасканные не хуже иных ОМОНов (хотя у многих до сих пор при слове «вневедомственная охрана» по инерции возникают самые смешные и идиллические ассоциации вроде дремливой бабульки с вязаньем в кобуре). «Вот этого они и не предвидели, – мельком подумала Даша, вышвыривая в окно окурок, – не предусмотренной никакими уставами паутины неформальных связей, пронизывающих любую структуру, основанных и на взаимной выгоде, и на дружбе, и на кастовости, и на всем вместе… Не столь уж трудно изучить порядки, царящие в конкурирующей системе – а вот чужую дружбу просечь и выявить ой как нелегко…»