— И вы верите в вуду? — спросила Настя.
— А вы нет? После того, что увидели?
— И все-таки вам лучше показаться врачам.
Ответить Быков не успел — где-то в глубине мастерской раздалась трель звонка. Протяжная и настойчивая. Так мог звонить человек, который пришел требовать свое. Уж не Марина ли решила заявиться, чтобы проверить, как прошел сеанс иглотерапии? Нет, конечно же, в вудуизм Настя не верила, но… С тем, что ненависть Марины материальна, она была готова согласиться.
— Кажется, к вам кто-то пришел, Дмитрий, — осторожно сказала Настя.
— Откройте, если вам не трудно.
— А если это ваша жена?
— Ну что вы! — Эта мысль показалась Быкову такой забавной, что он даже позволил себе улыбнуться. — Моя гремучая змея приползет сюда только после того, как смерть Дмитрия Быкова будет засвидетельствована тремя инстанциями. Как минимум. Запротоколирована и увенчана тремя печатями. Как минимум. Ей нужно время, чтобы поверить своему счастью.
Черт, они будут ненавидеть друг друга, даже лежа в соседних гробах! Даже жарясь на соседних сковородках в аду!..
— Откройте, — снова попросил Быков, и Настя отправилась к выходу.
…На вид ему было лет тридцать. Он стоял, широко расставив ноги, обутые в точно такие же, как у Насти, “гриндеры”. И куртка у него была точно такая. И штаны. И волосы. И загар.
Да-а…
"Может быть, мы были сиамскими близнецами? — подумала Настя между двумя ударами сердца. — Родились со сросшимися затылками, а потом нас разделили, разорвали кожу кухонным ножом, — подумала Настя между двумя ударами сердца. — Почему мама скрывала? — подумала Настя между двумя ударами сердца. — Почему не он муж Марины? Если бы он был мужем Марины, все восемь пунктов инструкции были выполнены сами собой, — подумала Настя между двумя ударами сердца. — Но ведь это страшный грех — желать брата… И вдвойне страшный — желать брата-близнеца, — подумала Настя между двумя ударами сердца. — Быть может, все это оттого, что я избавилась от обручального кольца, разорвала его магический круг? И в него, как волны, хлынули искушения, — подумала Настя между двумя ударами сердца. — Кажется, я съела всю помаду с губ… Сожрала самым беззастенчивым образом”, — подумала Настя между двумя ударами сердца.
Сердце посетителя билось, очевидно, гораздо быстрее Настиного. Он осмотрел ее с головы до ног и понимающе улыбнулся.
"Это совсем не то… Я здесь, потому что…” — хотела сказать она. И не сказала. Да и зачем ей говорить, если Он сам будет говорить за двоих… И решать за двоих. Всю оставшуюся жизнь.
— У вас кровь на ноге. — У незнакомого близнеца оказался низкий и довольно приятный голос. — Вы видели?
— Да… То есть — нет…
С трудом оторвавшись от бледной шевелюры гостя, Настя скосила глаза на собственные, вызывающе голые ступни. Из щиколотки левой ноги сочилась кровь. Очевидно, она порезалась, когда прыгала вокруг Быкова.
— Вам нужно ее перевязать, — посоветовал незнакомец и тотчас же перешел к делу:
— Митька дома?
— Да… Он там… У себя…
— Я пройду?
— Я не знаю. — О господи, разве она может сопротивляться ему? — Да, конечно.
Парень двинулся к японской перегородке. Он ни разу не оглянулся. Насти для него не существовало. Ну хорошо, пусть так. Ты еще пожалеешь… В конце концов, не ты меня сюда приглашал, и я имею право вернуться и налить себе вина. И даже укутаться в одну из драпировок. Пришедший в себя Быков меня не остановит, ведь с сегодняшнего вечера я официально вступила в должность музы. Или — преемницы музы, как ему будет угодно.
Настя уже собиралась войти, когда ее остановили тихие голоса Быкова и его гостя. Было похоже, что они очень недовольны друг другом. Солировал блондин.
— …я заплатил, и я хочу получить свою вещь.
— Слушай, Кирилл. Я уже объяснял тебе. Ты же видишь, что случилось. К тому же я плохо соображаю сейчас. У меня опять это началось. Наверняка что-то не в порядке с головой…
— У тебя всегда было не в порядке с головой.
— Черт бы тебя побрал! Можешь завернуть в бумагу каждый осколок и вывезти их хоть сейчас к чертовой матери… Вещи нет. Она разбилась. Форс-мажорные обстоятельства.
— Мне плевать на твои форс-мажорные обстоятельства. — Блондин не повышал голоса, и это выглядело откровенной угрозой. Прямой и явной.
— Я сейчас верну тебе твои деньги.
— Мне не нужны деньги. Мне нужна вещь.
— Ее нет.
— Мне нужна вещь.
— Выбирай любую лампу. Их здесь четыреста пятьдесят. Можешь забрать две. Плюс все твои деньги. Это даже больше чем справедливость. Это безумие с моей стороны… Но, черт с тобой, у меня сейчас нет настроения ругаться и выяснять отношения.
— Мне нужна вещь.
— Забирай три. Забирай уровские… Не глядя. Я отвернусь… Я отчалю в гальюн на время. Я ничего тебе не скажу, что бы ты ни взял.
— Ты не понял. Мне нужна именно эта вещь.
Слушать это дальше было невыносимо. Настя вернулась к двери, сунула ноги в ботинки и принялась медленно их зашнуровывать.
Блондин разочаровал Настю.
Он оказался слишком нудным и слишком привязанным к разбитой лампе. К Мицуко, если уж быть совсем честной. Интересно, знает ли блондин Мицуко настоящую? Наверняка знает, если не хочет смириться с потерей даже ее бледной стеклянной копии.
В любом случае ей здесь больше нечего делать.
…Настя тихонько прикрыла за собой дверь и через две минуты уже была на улице.
Накрапывал мелкий нудный дождик — такой же нудный, как и быковский гость, окна дома горели издевательски-уютным светом, и к тому же только теперь у нее заболела нога.
Кирилл.
Она вспомнила. Быков обращался к своему приятелю именно так — Кирилл. Вот оно — подтверждение ее шальной мысли о близнецах. В раннем детстве их разлучили, Кирилл пропал, исчез из Вознесенского. Был увезен цыганами. Был увезен бродячим цирком. Был увезен косматыми рыбаками на немодной теперь фелюге. А потом родился еще один мальчик. И его назвали Кириллом — в честь того, первого… Но почему мама ничего не рассказала ей о брате?..
Чушь. Бред. Вздор.
Он не может быть ее братом, потому что… Настя присела на забрызганную листвой скамейку и запустила пальцы под ремень. Давай договаривай!
Он не может быть твоим братом, потому что в этом случае у тебя нет шансов.
Чушь. Бред. Вздор.
У тебя нет шансов в любом случае…
* * *