Тем не менее чудо произошло.
К нему – своему духовнику! – Адель и явилась с радостной вестью: она влюблена! Впервые в жизни! Яростно, слепо!
Далее, конечно, последовали причитания: что она замужем, с ребенком на руках. Стоит ли лишать мальчика отца? Сможет ли Дима стать ее Игорьку хорошим отчимом?
Иннокентий Степанович постарался сомнения своей подопечной развеять. Подсказал (приказал почти что):
– Счастья не упускай. Требуй у своего массажиста развода.
Однако тот проявил неожиданное упрямство. Ладно бы из-за денег старался: безотцовщину он, видите ли, плодить не хочет!
– Я даже с адвокатом уже консультировалась, – грустно доложила Адель. – Развести нас с Макаром могут только в суде, потому что у нас ребенок несовершеннолетний. И – если одна сторона возражает – дело тянуться может и год, и два. Сначала три месяца на примирение дадут, потом еще три. Макар тоже станет затягивать – не явится на слушанье, рассмотрение дела перенесут минимум на пару недель. И так до бесконечности. Может, отступиться?
– Нет, Адель. За счастье свое бороться надо, – назидательно произнес Иннокентий Степанович.
Хотя ему-то лично совсем не надо было, чтобы Дима и Адель оказались связаны законным браком. Тогда он (отец) и она (жена) наследуют в равных долях, а если Дима еще завещание в пользу супруги (и ее сыночка) напишет – рассчитывать ему совсем не на что.
Идеально было бы совершить то, что он задумал, в момент, когда Адель будет жить вместе с Дмитрием, но еще не вступит с ним в законный брак. Все подозрения (если они возникнут) все равно падут исключительно на нее – «черную вдову». Раз у женщины – молодой! – погибают все четверо мужей, любой догадается: убийца – она.
Но предварительно следовало убрать с дороги Макара.
* * *
Иннокентий Степанович не сомневался: после признания в убийстве Фрица малограмотная тетя Нина станет воском в его руках.
Женщина действительно – он видел по лицу – ждала, ежедневно и ежечасно, когда от нее потребуют расплатиться. За свободу и счастье жить вольной птицей.
Он тоже все время, пусть подспудно, думал о своей власти над домработницей. И, когда решил уничтожить Дмитрия Коростелева, отвел уже повязанной тете Нине одну из главных ролей в своем собственном спектакле.
Однако действовать следовало до чрезвычайности осторожно. Ведь до поры он обладал перед домработницей безусловным преимуществом. Знал ее тайну, держал судьбу в своих руках. Она – преступница. Он – благородный покровитель. Но стоит, Иннокентий Степанович понимал, ему самому стать заказчиком, а домработницу сделать исполнительницей, повязанными окажутся оба. И как в такой ситуации поведет себя тетя Нина – оставалось лишь гадать.
Иное дело, если удастся ее саму подвести к тому, что ему требовалось. Фрица ведь она по собственной инициативе уничтожила. Пусть и продолжает в том же духе. Его дело – лишь мягко подтолкнуть Нину в нужную сторону (а влиять на женщин, самонадеянно полагал Иннокентий Степанович, он умеет).
Выбрал день, когда Адели не было дома, заехал в гости, отвлек Игорька подарком – новым конструктором. Принял из рук домработницы чай, разговорились.
Задавать наводящие вопросы необходимости не возникло – женщина сама (с нескрываемым удовольствием) выложила: Макар с Аделью никогда друг к другу особыми чувствами не пылали, а сейчас живут совсем плохо, разговаривают между собой сквозь зубы, «Аделька даже развестись, сына забрать хочет, а Макар развода не дает, ну, и поделом ей, пусть помучается».
Домработница явно получала удовольствие от того, что хозяйка несчастлива в браке. Похоже, даже сама масла в огонь подливала: чтоб еще больше перессорить Адель с мужем.
Что ж. По собственной инициативе убивать Макара она, безусловно, не станет. А давить на нее, угрожать – и опасно, и смысла нет.
«Отложим мы пока твой бенефис», – решил Иннокентий Степанович.
Тем более ему в голову пришла другая идея.
Адель ведь сколько раз жаловалась ему – другу семьи! – на многочисленные недостатки своего массажиста. И в том числе предавала анафеме странное хобби благоверного – отправляться в лес на «звериные фотосессии»:
– Уезжает на все выходные, один, ночует в палатке. Недавно вернулся: рука вся в крови, хищник его какой-то покусал. Ездил в травмпункт зашивать. Сейчас хоть, спасибо, охотничий билет получил, ружье с собой берет – но много он сделает против стаи волков? Хоть бы вы, Иннокентий Степанович, с ним поговорили. Зачем судьбу дразнить? У нас ведь ребенок.
«Что ж. Поговорить с Макаром – наедине! – мысль хорошая».
Выяснить его ближайшие планы труда не составило.
Адель безо всяких наводящих вопросов сообщила:
– В выходные опять собрался на Казачий хутор, зайцев фотографировать. А я как раз тетю Нину обещала отпустить – сестру навестить. Так что придется всю субботу с воскресеньем с ребенком сидеть, как пришитой. Ни в парикмахерскую не сходить, ни в клуб.
– Ну, может, Макар твой хоть с утра тебе разрешит погулять?
– Какой там! Он всегда затемно уезжает, еще до рассвета.
Что ж, информации было более чем достаточно.
…Когда – вроде бы случайно – столкнулись с Макаром в лесочке, в паре километров от Казачьего хутора, массажист, конечно, слегка опешил. Однако Иннокентий Степанович выглядел убедительно: в сапогах, макинтоше, с корзинкой. Улыбнулся парню, продемонстрировал скудный рядок бледных южных лисичек:
– Я тоже на охоте. На тихой. А ты что-нибудь уже снял? Покажи!
Старался, чтоб в голосе звучал искренний интерес.
Хвастаться своими фотографическими достижениями массажисту явно было особо не перед кем – потому внимание Иннокентия Степановича он принял с благодарностью. Потащил к своей палатке, гостеприимно предложил вместе выпить чаю у костра, достал фотоаппарат.
Особого искусства в звериных фотографиях Иннокентий Степанович не увидел, однако рассматривал снимки и хвалил с неослабевающим интересом. А украдкой отмечал, что место для привала Макар выбрал абсолютно глухое, и ружье – вот оно, небрежно брошено на входе в палатку.
Массажист же соловьем разливался, начал ему лекцию читать: как композицию выстроить, движение передать. Предложил: грибы побоку, пойдемте лучше вместе в засаду на зайцев.
– Пойдем, – улыбнулся Иннокентий Степанович. – Но ты, кажется, чаю выпить предлагал?
– Да, да. Конечно, – засуетился горе-фотограф. – Сейчас только хворосту для костра соберу.
– Давай. А я воды пока принесу, тут ключ недалеко бьет, – предложил свою помощь Иннокентий Степанович.
Но едва Макар скрылся в лесу, бегом вернулся к палатке. Расчехлил ружье, отправил патрон в патронник. Фотограф – когда явился с хворостом – даже понять ничего не успел: получил в лицо пулю.