В их руках сверкнули ножи.
Мирослав крикнул американке: «Беги!»
Он не испугался кинжалов. Наоборот, в опасности ощутил эйфорию, небывалый азарт.
А девушка не заставила себя упрашивать. Она развернулась и помчалась прочь по темной улице.
Численный перевес и преимущество в вооруженности сослужили дурную службу наемникам. Они расслабились, полагая, что Миро станет легкой добычей. Но он блокировал первый выпад убийцы, взял его правую руку на болевой и, не жалея, сломал ее: душераздирающий хруст заглушил ужасный вопль. А нож нападавшего оказался у Мирослава. Он ударил им второго – тот успел защититься своим предплечьем, однако лезвие пропороло ему руку едва ли не насквозь. От ближайшего ресторанчика раздались крики и свистки. В их сторону торопились возбужденные люди. И тогда, чтобы не превратиться в глазах свидетелей и полиции из пострадавшего в обвиняемого, Мирослав отшвырнул финку и побежал.
Его не стали преследовать.
Дома он оказался через полчаса.
Миро встретили дверь нараспашку и полный кавардак в квартире. Вещи и книги были разбросаны. Матрацы и подушки вспороты. Даже разбиты склянки с чаем и кофе. А из вентиляции исчез конверт со всеми сбережениями, которые он накопил преданной работой на Стефана.
Через десять минут снизу в домофон позвонила возлюбленная. Она поднялась на этаж, посмотрела на кавардак, коротко спросила: «Что ты собираешься делать?»
– Немедленно уехать.
– Но ты понимаешь, кто это сделал?
– Я догадываюсь.
– И ты собираешься оставить его безнаказанным?
– А что я могу?
Она дернула плечом:
– Мстить.
– Это несерьезно. Будет только хуже.
– Слабак, – выплюнула она.
…В ту же ночь в подпольной клинике Стефана занялся пожар. Все три квартиры, объединенные в лечебницу, выгорели дотла.
А наутро из аэропорта «Ататюрк» вылетели рейсом в Париж Мирослав Красс и Глэдис Хэйл.
* * *
Наши дни. Антигуа
Солнечный луч пробился сквозь занавеску и попытался разбить Танины сновидения. Она отвернулась от окна, закрылась подушкой. Еще хоть немного поспать – заснула лишь под утро… И вдруг яркий свет хлынул потоком, ослепил, накрыл ее.
Таня в страхе села на кровати, заморгала спросонья, увидела – портьера распахнута, комната залита солнцем. А над ее ложем нависает вчерашний огромный пожилой детектив. Майк. И лицо его мрачно.
– Что… что вы здесь делаете? – выдохнула она.
Лихорадочно запахнулась в простыню – спала всегда голышом.
Он приблизился еще на шаг – теперь стоял к постели вплотную. Глядел вожделенно, с легкой насмешкой. Пусть немолод, но совсем не казался дряхлым – наоборот, ловок, силен и безжалостен, под гавайской рубашкой перекатываются бугры мышц. Под мышкой, кажется, кобура. Тянет мощные лапищи к ней…
Татьяна сжалась в комок: «И пискнуть не успею».
Однако наваждение спало – огромный человек отступил. Отвернулся от постели. Буркнул:
– Одевайся.
Садовникова, еще не веря в избавление, быстро натянула футболку, шорты. Может, бежать, пока он смотрит в окно?.. Да нет – о чем она? Парень просто как умеет демонстрирует служебное рвение.
Успокоила себя: «Расслабься. Сладим».
Хмуро произнесла:
– Я вообще-то просила не приходить сюда. Позвонить.
Майк повернулся к ней. Небрежно велел:
– Сядь.
А едва Татьяна исполнила его волю, мрачно произнес:
– Ее арестовали.
– Что?! – ахнула девушка.
– Мамаша твоя, Юлия Садовникова, арестована, – терпеливо повторил детектив.
– Но… – Таня беспомощно хватала ртом воздух. – Почему?!
Он с удивительной для своих габаритов грациозностью поместился в соседнем кресле. Укорил:
– Зря ты не рассказала мне всей правды. Сразу.
Таня проигнорировала упрек, выпалила:
– Но что случилось?
– Она застрелила своего любовника, Мирослава Красса. Я сожалею.
Однако ни малейшего сочувствия Таня в его тоне не услышала.
– Что за бред!.. – Татьяна потерла виски.
– Увы, все улики против нее. Люди видели, как твоя маман входит в дом Мирослава. И, главное, на оружии – отпечатки ее пальцев. Только ее.
– Боже мой…
– Когда ее спросили, зачем она это сделала, Юлия ответила: «Этот мужчина сломал мою жизнь».
– Не-ет, – простонала Садовникова.
Детектив вздохнул:
– Можно было бы попробовать доказать состояние аффекта. Но, увы, здесь не просто ссора между любовниками. У нас в полиции не совсем дураки работают. Отпечатки пальцев твоей матери также обнаружены в резиденции госпожи Хэйл. Поэтому будет выдвинуто еще одно обвинение – соучастие в ограблении. И в другом убийстве – слуги.
– Она ничего не знала! Просто была там! В гостях!
– Почему ты мне сразу не рассказала все? – вновь упрекнул детектив. – Про больное сердце наплела…
– Потому что… потому что мать моя вообще ни при чем. Ее подставили! Мирослав ей сказал, что они в гости к его другу едут. Ни про какую Хэйл она даже не знала…
– И про свое удивительное сходство с ней тоже? – вкрадчиво спросил Майк.
– Конечно, нет! Я вообще не понимаю, как это может быть, – подавленно произнесла Таня. – Даже бабушке звонила. Пыталась узнать: вдруг у матери сестра была?
– И что? – навострил уши человек-глыба.
– Нет. Если бабка даже врет – как сестра могла оказаться в Америке? Да еще миллионершей стать?..
– Версии про сестру у следствия пока нет, – усмехнулся Майк. – В полиции думают, что госпожа Садовникова просто использовала свое удивительное сходство с госпожой Хэйл в корыстных целях.
– Не она использовала – Мирослав, – встряла Татьяна.
Тот будто не расслышал, продолжал:
– Юлия Садовникофф – как две капли воды похожая на миссис Хэйл – выдала себя за нее, чтобы проникнуть в дом американки. Вместе со своим сообщником Крассом они убили дворецкого, взломали сейф, а впоследствии между ними произошла ссора. Не смогли награбленное поделить. В результате господин Красс погиб.
– Это вообще нереально. Абсолютно, – отрезала Таня. – Чтоб мама моя в ограблении согласилась участвовать?! Она бессребреница по жизни. И законопослушная абсолютно. Дороги на красный свет не перейдет.
– Но в том, что она убила Красса, сомнений ни у кого нет. – Детектив взглянул ей в глаза почти с вызовом. Твердо добавил: – Даже у меня. И если ты хочешь матери помочь, пожалуйста, расскажи мне все, что знаешь.