Об истоках своего богатства Глэдис ничего не говорила. Как и не рассказала ему, зачем ей понадобилось в свои двадцать шесть лет столь радикально изменять внешность. Миро не докучал ей расспросами. Он отчего-то чувствовал: когда-нибудь она ему все расскажет. Однажды Глэдис доверила ему свое лицо. Потом – тело. И он чувствовал, настанет момент, и она раскроет ему душу. Просто время еще не пришло.
Мирослав завидовал Глэдис. Она могла себе позволить работать не за деньги, а в свое удовольствие. Устроилась – для удовольствия! – простой смотрительницей в художественную галерею. И записалась на курсы живописи.
А Мирославу понадобилось все начинать с нуля. Снова! Уже в четвертый раз! И только самый первый – дома, в Чехии – был обычным становлением профессиональной карьеры. Второй раз он попытался выбиться в люди в Германии после отсидки (и не преуспел). В третий – ему наконец удалось подняться в Стамбуле. Но вскоре он все потерял (и обрел Глэдис). И вот опять ему предстояло карабкаться вверх. Сначала подтверждать свой диплом, потом дежурить по тридцать шесть, а то и сорок восемь часов напролет…
Если б у него был талант, настоящий врачебный талант! Но он знал, что всего лишь крепкий (да еще не слишком усидчивый) ремесленник. Руки неплохие, но вот врачебной интуиции, абсолютно необходимой хирургу, недостает. Потому в свое время, еще в Чехословакии, пациенты у него умирали. Лечил их вроде по всем канонам. А предвидеть осложнения и противостоять им – не сумел…
…Не раз и не два Мирославу хотелось сказать Глэдис: послушай, ведь ты обеспечена. Ты можешь своим состоянием прокормить нас обоих. Так почему я должен так тяжело упахиваться? Пробиваться? Бороться с собой? Почему бы и мне, как тебе, не устроиться на работу не бей лежачего? Не пожить в свое удовольствие? Но чутьем он понимал: разговор на эту тему явно не понравится Глэдис. А он не хотел ее потерять. Тем более что она часто мечтала вслух, как Мирослав станет главврачом косметологической клиники – самой дорогой и модной в мире.
Его бесило, что у Глэдис оставались от него тайны. Временами она исчезала на несколько дней, а то и на неделю. И когда он пытался расспросить ее, требовал ответа, она со смехом отвечала:
– Кто платит по счетам, тот и босс. И он ни перед кем не отчитывается.
Или:
– Маленькие тайны друг от друга делают отношения острее, разве нет?
Он по-прежнему понятия не имел о ее прошлом. Откуда, к примеру, взялось ее богатство. И почему ей понадобились в самом цветущем возрасте пластические операции.
И однажды решил, что просто обязан это выяснить.
Изначально задача казалась неосуществимо трудной: прочитать все главные информационные ленты, просмотреть ведущие газеты мира… Хорошо хоть время поиска можно было сузить.
Мирослав и сам не мог понять, что он искал. Весьма вероятно – нечто криминальное. Но что конкретно (и где), он не ведал. Только предполагал – когда событие произошло. За точку отсчета он принял день появления Глэдис в их стамбульской клинике. От той даты отсчитал назад один месяц. Вряд ли что-то, в чем была замешана Глэдис, произошло раньше.
Для начала он решил поработать с прессой на тех языках, которыми худо-бедно владел: чешском, словацком, русском, немецком, английском. Если ничего не найдет, придется заказывать переводы с китайского, французского, испанского, тайского и так далее.
Однако… О том деле сообщили абсолютно все мировые информагентства, включая даже советское ТАСС и китайское Синьхуа.
* * *
Давно. Бостон, США
Этих полисменов Джордж никогда не видел, поэтому спросил по интеркому: «Вы откуда, ребята?»
– Сорок второй участок. У вас сигнализация сработала.
Сорок второй участок и впрямь курировал их музей. Именно оттуда приезжал патруль, если вдруг в галерее срабатывала сигнализация. Но сейчас, во-первых, никакая тревожная кнопка не звенела. А во-вторых, дежурить сегодня должны были Толстый Хуан и Матильда. А вместо них неожиданно явился совсем другой полицейский – еще более внушительных размеров, чем Хуан, а также девица, молодая и немного нескладная, в очках в золотой оправе. Джордж прекрасно видел их обоих на экране – и не узнавал. Точно. Никогда раньше с ними не встречался.
Поэтому он отнюдь не поспешил впустить блюстителей порядка. Спросил их через интерком: «А где Хуан? И как здоровье лейтенанта Нильсена?»
Вопросы нисколько не поставили полисмена в тупик.
– Хуан попросил поменяться. Он отправился сегодня со своей кралей на матч «Брюингзов». Сыночек подарил ему билет. А лейтенанту уже лучше, может, в начале недели выпишут.
Мужик в форме копа, хоть Джордж никогда его раньше не видел, оказался в курсе самых тонких и интимных дел, творящихся в сорок втором участке. Например, того обстоятельства, что Хуан души не чает в игре местных хоккеистов и за билет на домашний матч «Бостон Брюингз» готов мать родную заложить. Знал он и то, что у него новая ухажерка, с которой еще продолжается конфетно-букетный период, и то, что лейтенант Нильсен отдыхал нынче на больничной койке после микроинсульта, но дела его шли на поправку. К тому же рации на поясах визитеров были настроены на полицейскую волну, причем в разговорах слышались знакомые Джорджу голоса.
И тогда он принял роковое решение.
– Входите, ребята, – молвил Джордж и дистанционно открыл замок. Двери бокового входа в музей растворились.
А еще через три минуты копы появились в комнате охраны. Девчонка в золотых очках была симпатичной, очень молодой и слегка нескладной. А здоровенный коп, казалось, излучал доброту и спокойную уверенность. Они познакомились. Девчонку звали Бриджит, мужика Марк.
– А где твой напарник? – спросил Марк у Джорджа.
– Обходит территорию.
– Попроси его подняться сюда. Похоже, или датчики, или центральный компьютер слегка взбесились. Во всяком случае, они срабатывают на его движения.
И тут рация у полицейских взорвалась громовым голосом сержанта Сорвино (Джордж узнал его): «Внимание всем патрулям! Перестрелка на углу Шестой и Сорок четвертой. Всем срочно выдвинуться на место происшествия. Прошу всех патрульных сообщить, где вы находитесь и когда сможете прибыть?» Оба полисмена – он и она – напряглись и обменялись мимолетными взглядами. Марк еле заметно отрицательно мотнул головой.
На эти жесты музейный охранник Джордж не обратил внимания. Он по своей рации запрашивал напарника:
– Финни, прерви обход и срочно поднимись сюда, есть дело. Как понял меня?
– Понял тебя хорошо. Иду.
Первый охранник все ж таки следил за происходящим. Он обратил внимание на общий сбор, что объявила полицейская рация. И ему показалось слегка странным, что никто из полицейских – ни он, ни она – даже не попытался связаться с участком.
Джордж не успел додумать эту мысль до конца. Мужик-коп резким движением заломил обе его руки за спину. И пока тот пытался сообразить, что происходит, девчонка ловко заклеила рот Джорджа клейкой лентой. А «полицейский» крепко связал скотчем ему руки за спиной. Потом поставил его на колени, обошел и, вперясь в самые зрачки, проговорил: «Если будешь вести себя тихо, все для тебя закончится хорошо. Станешь строить героя – умрешь героем». Достал из кобуры пистолет, приставил к виску охранника, коротко сказал: «Бух!» – и рассмеялся, когда Джордж инстинктивно дернулся всем телом.