И все-таки он, Степан, должен рискнуть. Завтра же, подумал, надо под контролем Юры принять сто миллиграммов и настроиться на будущие годы моего уже двадцатичетырехлетнего сыночка.
Так думал, покачиваясь на деревянной лавке электрички, Нетребин, а Москва его провожала новостройками Алексеевского и недостроенной бетонной телевышкой в Останкино.
…Он скончался через неделю прямо в своей лаборатории, на руках у сына. Заключение врачей о причине смерти было острый инфаркт миокарда на фоне прогрессирующего рака легких.
На комбинате к тому моменту уже поползли глухие слухи об экспериментах, что будто бы вели в лаборатории ее начальник при помощи родного сына. Директор комбината распорядился провести негласно проверку – только, ради бога, не выносить сор из избы, за пределы предприятия. Однако ровным счетом ничего не обнаружилось: ни лабораторных журналов, ни препаратов неположенных, ни левого оборудования. А сыночек покойного на следующий день после похорон подал заявление об увольнении, которое было с удовольствием подписано.
Никто не знал, что все документы, реактивы и отчеты, включая несколько магнитофонных пленок и сам магнитофон «Днепр», поспешно изъял и вывез из лаборатории сам Юрий. Он был спокоен. Свое будущее он знал, был в нем уверен. И знал, что ему не судьба попасться на нелегальных экспериментах в отцовой лаборатории. Он мог спокойно грустить по старику.
И впрямь отца было жалко. Да и на похороны пришло неожиданно много людей: вся лаборатория, где покойный заведовал, да и чуть ли не весь химкомбинат и половина остального Кошелково. Из Москвы приехала бывшая, как говорили, жена покойного по имени Елена и даже ее нынешний муж пожаловал, отчим Юры. А еще явился из Москвы, с букетом гвоздик, пожилой человечек, которого никто не знал. Интересовались, кто он. Тот любезно отвечал: «Друг юности умершего, зовут Александром Заварзиным». Его оставляли посидеть за поминальным столом, но тот вежливо, но решительно отказался.
Да, на похоронах оказалось много людей, венков и речей. Говорят, так всегда бывает, когда уходит хороший человек. Впрочем, этого Степан уже не видел.
Бабуля в мою жизнь особо не совалась, но иногда на нее находило: порыться в моих вещах, выяснить, «чем внучка дышит».
Вот и сегодня: взяла с моего письменного стола листок, с выражением зачитала:
– «Вашей кошечке здесь будет лучше, чем дома. Всем хвостатым постояльцам предоставляется комната (девять квадратных метров) с окном, выходящим в сад, и удобным широким подоконником, на котором так приятно понежиться на солнышке…» Господи, что это?
Я пожала плечами:
– Реклама. Для моей кошачьей гостиницы.
– Прямо швейцарский курорт, – фыркнула старуха. Поинтересовалась: – А душ, туалет в твоем отеле имеются?
Я не приняла ее иронии:
– Мыться котам необязательно. И к туалету в чужом месте их приучить сложно – я требую от хозяев, чтобы привозили зверей вместе с их привычными лотками.
– «Даже самые взыскательные гости останутся довольны, – продолжила чтение бабушка, – у нас собственная программа пребывания для животных в возрасте, котят и диковатых кошек, которые не терпят ограничения их свободы. Домашнее питание, интересная спортивная программа, а главное – всегда рядом будет человек, который погладит и почешет за ушком. Все усилия нашего персонала сводятся не к пассивной передержке, а к насыщенному, активному, комфортному отдыху наших пушистых гостей. В таких условиях у Вашего любимца не будет стресса, и адаптация к новой обстановке пройдет быстро и безболезненно».
Старуха отбросила листок. Взглянула на меня сочувственно. Осторожно спросила:
– Ты это… серьезно писала?
– В каком смысле?
– Ты действительно будешь разрабатывать для шелудивых тварей спортивную программу? И каждого – чесать за ушком?!
– Мне нужно было придумать уникальное торговое предложение. Конкуренция в нашем бизнесе серьезная, – вздохнула я.
– Все-таки странная у тебя фантазия. Я бы на твоем месте лучше для людей гостиницу построила, – отрезала бабка. – Частный загородный мини-отель экстра-класса, на одну семью. Заказное питание, шофер, горничная, индивидуальная экскурсионная программа, билеты в театры. Отбоя бы не было от тех, кто хочет знакомиться с Москвой на эксклюзивных, как сейчас говорят, условиях.
– И прогорит бизнес за пару месяцев, – заверила я. – Я «эксклюзивному» клиенту после первого же каприза в рожу плюну. Не знаешь, что за люди – современные богачи? Капризные, несносные, примитивные. С животными куда проще.
– Но тебе все равно приходится общаться с их хозяевами, – заметила бабуля.
– А к ним у меня – свой подход, – улыбнулась я. – Тоже эксклюзивный.
Первая же клиентка (миленькая сиамская кошечка) явилась в мой отель вместе с совершенно несносной дамой. Пока животное отдыхало в специальном большом вольере для адаптации (внутри него росла трава – немыслимая диковина для домашних кошек!), хозяйка изводила меня тысячей глупейших вопросов и придирок. И ассортимент кормов у нас скуден, и территория маленькая, и ветеринар, вот ужас, работает только днем, а не круглые сутки. Я сначала пробовала оправдываться, потом – со всем соглашаться. Но когда особа – совершенно серьезно! – потребовала у меня сертификат с печатью СЭС о санитарной обработке коттеджа и прилегающей территории после предыдущей кошки, я взорвалась. Оставила свою собеседницу посреди двора, метнулась к вольеру, без всякого пиетета выволокла ее сиамскую за шкирку и, широко улыбаясь, провозгласила:
– Забирайте свою кошатину! И убирайтесь.
Кошка покорной тряпочкой висела у меня в руках.
– Ты… ты… – Дама задыхалась от злости. – Ты Луизе моей спину сломала!
Котовладельцы (чайники!) почему-то считают: питомцев, особенно тех, кто с родословной, нужно брать исключительно двумя пальчиками. Хотя кошки (как и большинство женщин) откровенно предпочитают грубую силу. Вот и Луиза: вместо того чтоб оцарапать, нежно потерлась шершавым носом о мой подбородок.
– Кошке вашей – в отличие от вас – здесь понравилось, – прокомментировала я. И крикнула помощнице: – Нина! Переноску сюда тащи! Они уезжают.
При виде клетки сиамская красавица сразу сникла, мяукнула жалобно.
Я почесала ей за ушком:
– Извини, милая. Лично на тебя я совершенно не в обиде.
Продолжая держать кошку на руках, повернулась ко вздорной женщине боком. И незаметно дернула животное за основание хвоста. Луиза вытянула голову и гневно зашипела. Со стороны – четкое ощущение, будто на свою хозяйку злится. Я произнесла снисходительно:
– Да ладно, киска, не сердись. Твоя хозяйка – ограниченная, косная женщина. Что с нее взять?
Я не сомневалась: сейчас дама взбеленится окончательно. Однако та вдруг растерялась. Протянула холеную руку к своей питомице – кошка ее немедленно цапнула (обычная реакция на стресс – укусить не обидчика, но первого, кто подставился). А я сочувственно произнесла (по-прежнему обращаясь к четвероногой):