Объяснять, что такая погода в данной ситуации на руку, было лень. Поэтому следователь просто думал о том, что жара и яркое солнце в условиях СИЗО станут невольной, но чрезвычайно полезной для интересов следствия пыткой.
Вряд ли в той послевоенной постройке предполагалось размещение изолятора, она изначально не проектировалась как учреждение пенитенциарной системы; там нет прогулочных двориков, зато почему-то очень широкие коридоры. А камеры крохотные, потолки низкие. В комнатенке площадью со шкаф с трудом размещается два яруса нар, в символическом проходе на ночь расставляют шконари. Но спальных мест все равно в несколько раз меньше, чем обитателей, поэтому спят посменно. Курят в крошечное окошко, едят, задыхаясь от ядреной едкой вони параши…
По сравнению с местным СИЗО зона кажется санаторием. Расклад просекается быстро: раньше сядешь – раньше выйдешь, чем быстрее дело направляется в суд – тем быстрее выносится приговор и происходит этапирование в место отбытия наказания.
«Не хотел бы я оказаться здесь в ином статусе, – думал Загуляев, приветственно кивая охране. Для того, чтобы пройти в комнату для допросов, требовалось миновать несколько постов и оставить соответствующие записи в журнале. – Вонища и духота тут такая – меня уже подташнивает. Представляю, что творится в камере…»
Видимо, в камере был ад, который все-таки было сложно представить.
И гражданин Вячеслав Самойлов больше всего хотел из этого ада вырваться, любой ценой.
Когда его привели, бледного, с темными кругами вокруг глаз и явно свежеприобретенной ссадиной на скуле, Загуляев всей кожей почувствовал: клиент готов к задушевной беседе. Никаких увещеваний не потребуется, не надо на всю эту предвариловку и время терять. Сейчас Самойлов безо всяких уговоров расскажет все…
* * *
– Ты моя умница, мой самый лучший помощник, – Лика Вронская вычесывала собаку, с трудом сдерживая желание расцеловать Снапа в мохнатую морду. – К нам пришла беда, а ты помог. Хороший песик, молодец!
Карие глаза из-под рыжих ресниц смотрели так выразительно, что Снап, казалось, разговаривал без слов.
Да, я такой – прекрасная умная собака. И это надо поощрить. Желательно большим куском мяса. Но я понимаю – ветеринары, советы, весь этот бред. Ладно уж, ничего не поделаешь: маленький кусочек сыра меня тоже устроит.
– Не бывает собачей верности и преданности; и хозяева все это прекрасно понимают, любовь не слепа. Но как же я обожаю моего практичного рыжика, – вздохнула Вронская, откладывая расческу.
Надо идти в дом и дать этой корыстной собаке угощение, иначе сейчас можно просто разрыдаться от жалости. Снапик – большой артист, умеет строить такие трагические рожицы, что на ум приходит одна-единственная мысль: никто и никогда не кормил эту бедную несчастную собаку, а как она выросла в упитанного теленочка – загадка природы.
– За сыр Снапи и лапу даст, и все команды выполнит. Но разве же это любовь, это товарно-денежные отношения, и…
Она запнулась, увидев на газоне обрывки желтой ленты, которой вчера криминалист огораживал место происшествия.
И вся терапия общением с собакой пошла насмарку.
Можно и дальше продолжать щебетать со Снапиком, делать вид, что от трагического происшествия удалось морально дистанцироваться – только от этого ничего не изменится, в родных стенах произошло убийство, отсюда хочется бежать сломя голову. Может, это слабость. Но собственный дом больше не является маленьким уютным безопасным мирком, здесь страшно, тоскливо; не по себе…
«Похоже, мое предположение об убийце-маньяке было недалеко от истины, – Лика прошла на кухню, достала из холодильника сыр и невольно улыбнулась: предвкушая угощение, рыжий пес смешно облизывался. – Задержали какого-то парня, который был переодет в костюм официанта. А на самом деле он – строитель, вот и объяснение для орудия убийства. Только все равно, он больной на всю голову! Точно, маньяк: следить за девушкой, переодеваться, проникать в дом… Скорее бы приехал Седов. Обещал узнать все новости и сразу заглянуть ко мне. Честно говоря, не ожидала от него такой помощи. Да, мы друзья, и в личном плане Володька из шкуры выпрыгнет, а поможет. Однако в том, что касается его работы, у него зимой снега не выпросишь. Он очень хорошо ко мне относится, но больше всего хочет, чтобы я прекратила писать детективы и перестала его напрягать просьбами то рассказать что-нибудь этакое, то познакомить с еще не описанным персонажем… Теперь он явно старается мне помочь. Наверное, переживает за качество расследования. Ведь если что-то пойдет не так – под угрозой и моя безопасность. Все-таки он – настоящий друг…»
Седов задерживался.
Лика уже успела приготовить обед, убрать дом, сходить со Снапом на ближайшую полянку у леса, поболтать с доченькой по скайпу. Придумать сто новых версий произошедшего, яростно поподозревать соседей, потом сочинить им оправдания. И только потом, ближе к ночи, возле ворот появились знакомые бирюзово-голубые «Жигули».
– Давай на кухне посидим. Я тебя покормлю, чаю сделаю. Обычно мы с Андреем едим на улице, когда погода позволяет. Но меня еще трясет после вчерашнего, я с трудом заставляю себя на участок выбираться. Так что придется в доме тусоваться, – протараторила Лика, рассматривая приятеля.
Во-первых, Седов выглядел просто отлично: свежий цвет лица, никаких мешков под глазами; да и пивной животик явно уменьшился. Все-таки устранение из жизни большого количества алкоголя положительно сказывается на внешности. Во-вторых, вид у следователя был очень даже довольный; он производил впечатление человека, который хорошо потрудился и доволен результатом.
– Что я могу сказать, – приступил Володя к рассказу, пока Лика разогревала щи и куриные отбивные с картошкой, – вроде бы этот мальчишка из следственного отдела – не самый мерзкий представитель нашей профессии. Конечно, горячий, как и все мы были в молодости. И карьерист жуткий, приехал из провинции, явно мечтает всем нам тут нос утереть и Москву покорить.
– Отличное желание, – Вронская достала из холодильника пластиковую баночку со сметаной и поставила ее перед Володей. – Москву делают провинциалы. И вообще, я считаю, не важно, откуда ты пришел, важно, куда дошел и какими методами при этом пользовался.
– Ты меня слушаешь или свои философские взгляды излагаешь?
– Слушаю, слушаю.
– Тогда, мать, не перебивай меня…
Информацией следователь Константин Загуляев действительно делился щедро. И, наверное, не без умысла. Просек: семья, в доме которой произошло убийство, вряд ли может быть связана с преступниками. Приличный бизнесмен, известная писательница, да и столько сотрудников правоохранительных органов с безупречной репутацией присутствовало на празднике. Риска утечки новостей к преступникам никакого. А вот помощь от этих людей может быть огромной; все-таки непосредственные свидетели, очевидцы и к тому же – профессионалы. А все коврижки по раскрытию явно непростого преступления достанутся кому? Разумеется, следователю Загуляеву, который установил контакт, вошел в доверие и сумел разобраться во множестве деталей. Поэтому смысла свято хранить тайну следствия особого нет, а вот выгода может нарисоваться значительная…