Как только поезд замедлил ход перед остановкой в Ридинге, я достал телефон и включил голосовую почту.
– Вам поступили два новых сообщения, – произнес знакомый женский голос.
Первое было от старшего инспектора Флайта, он обещал не арестовывать меня, если я добровольно явлюсь в полицейский участок в Челтенхеме для дачи показаний.
Но я ему не поверил. Думаю, ясно почему.
Второе было от Бена Робертса.
– Мистер Фокстон, – прозвучал его голос, – я говорил с отцом. Он не желает ни встречаться с вами, ни обсуждать это дело с кем бы то ни было. Я также попросил бы вас не беспокоить меня больше. Сожалею.
«Что-то не слишком было заметно по голосу, чтоб он сожалел. Наверное, – подумал я, – отец стоял рядом, пока Бен звонил мне».
Да, расследование мое продвигалось не слишком успешно. Приходилось практически начинать заново. Вот только с чего?
Я выключил телефон и откинулся на спинку, поезд продолжал мчаться к Лондону. Я рассеянно смотрел в окно, наблюдая за тем, как сельские пейзажи Беркшира сменяют виды городских окраин. И вот наконец мы оказались почти в самом центре города, и я задумался: что же принесет мне этот день?..
Следовало признать, меня немного страшило это дисциплинарное совещание с Патриком и Грегори.
Целых пять лет я проработал в «Лайал энд Блэк» и достиг определенных успехов. Я привел в фирму немало важных и богатых клиентов, некоторые из моих рекомендаций по инвестициям, особенно в области театра и кинопроизводства, ставились в пример другим сотрудникам компании.
На протяжении нескольких последующих лет я рассчитывал значительно расширить свою клиентуру и свести к минимуму свою деятельность в качестве одного из помощников Патрика. Я даже надеялся, что при выходе Патрика и Грегори на пенсию мне могут предложить полноправное партнерство, и ждать, по моим расчетам, оставалось лет пять или шесть. Вот тогда-то я и начал бы зарабатывать настоящие деньги, и моя скромная корзина стала бы расти с неудержимой быстротой. При том условии, разумеется, что мне удастся сохранить доверие клиентов.
И вот теперь мне грозила опасность потерять все и сразу.
Но почему? В чем я, собственно, провинился?
Ведь не я же обворовал Евросоюз на сто миллионов евро, так за что меня вызывают на это дисциплинарное совещание?
Наверное, я все же допустил одну крупную ошибку. Не пошел прямо к Патрику или к Джессике Винтер, когда мистер Робертс высказал свою озабоченность поведением Грегори и болгарским проектом строительства завода. И мне не следовало начинать расследование за их спинами.
И сегодня следует исправить эту ошибку.
По кольцевой линии я доехал от Паддингтона до Мургейта, а уже оттуда пошел пешком к Ломбард-стрит.
Я шагал по Принс-стрит, вдоль величественных стен здания Банка Англии, как вдруг меня охватило тревожное предчувствие, и мелкие волоски на затылке встали дыбом.
На протяжении последних четырех дней я соблюдал крайнюю осторожность, делал все, чтоб никто не узнал о моем местопребывании, и вот теперь шел на заранее назначенную встречу в «Лайал энд Блэк». Более того, инициатором этой встречи был человек, которого я подозревал в организации всех этих нападений на меня.
И почему-то вообразил, что еще один стрелок не будет поджидать меня на улице возле входа в контору.
Я резко остановился, мимо по тротуару спешили в обоих направлениях люди, опаздывающие на работу. До Ломбард-стрит оставалось ярдов сто, если не меньше.
Я подошел слишком близко.
Я резко развернулся и двинулся обратно по Принс-стрит к Лондон-Уолл, где зашел в кафе и заказал чашку капучино.
Возможно, Клаудия права, и я действительно стал параноиком?
Взглянул на часы. Без десяти девять. Ровно через десять минут я должен быть у Патрика и Грегори.
Что же делать?
Инстинкт не подвел меня в коттедже мамы, когда я успел остановить Клаудию, не дал ей открыть дверь убийце. Но теперь мне крайне необходимо поделиться с кем-нибудь своими подозрениями, дать ход настоящему расследованию болгарского проекта. Только тогда я окажусь в безопасности, убивать меня уже не будет смысла. Если отец Бена Робертса отказывается со мной говорить, к кому еще я могу обратиться? Только к Патрику. Сохранить работу это вряд ли поможет, а вот сохранить мне жизнь – да.
Я включил мобильник и набрал номер конторы.
– «Лайал энд Блэк», – ответила миссис Макдауд. – Чем могу помочь?
– Привет, миссис Макдауд, – сказал я. – Это Николас. Нельзя ли переговорить с Патриком?
– Он в зале заседаний, с мистером Грегори и Эндрю Меллором, – сказала она. – Сейчас вас соединю.
Подошел Патрик.
– Алло?
– Патрик, – начал я, – только, пожалуйста, ничего не говори. Это Николас. Мне необходимо переговорить с тобой наедине. И чтобы Грегори ничего не знал.
– Погоди минутку, – сказал он. – Сейчас пройду к себе в кабинет.
Послышались какие-то щелчки, затем в трубке снова раздался голос Патрика.
– Ну, в чем дело? – сердито спросил он. – Ты уже должен быть здесь, на дисциплинарном совещании.
– Извини, – сказал я, – но я на него не приду.
– Вот что, Николас, – сухо произнес он. – Я настаиваю, чтоб ты явился в контору сейчас же, немедленно! Ты где?
– Дома, – ответил я. – Клаудия неважно себя чувствует.
– Сочувствую, – однако в голосе его никакого сочувствия не слышалось. – Но это совещание крайне для тебя важно.
«А Клаудия – еще важней», – подумал я.
– Так где мы можем спокойно поговорить? – спросил я.
– Здесь, – твердо и громко ответил он. – Я буду говорить с тобой только здесь, в конторе, на дисциплинарном совещании.
– Извини, – сказал я, – но сегодня не приду. Никак не могу.
– Послушай, – начал он, – если не явишься сегодня же, тогда не вижу смысла в твоем возвращении в контору вообще. – Он выдержал паузу. – Ясно тебе или нет?
– Да, – ответил я. – Посмотрю, что тут можно сделать.
– Вот именно, – с плохо скрываемым раздражением произнес он. – Посмотри и сделай, черт возьми!
И повесил трубку.
Я представил, как он возвращается в зал для совещаний и говорит Грегори и Эндрю, что я не приду. И еще я похвалил себя за то, что так и не сказал, где нахожусь.
Я вошел в метро на станции «Мургейт», но в Паддингтон не поехал. Вместо этого перешел на Северную линию, доехал до «Хендон Сентрал», вышел из подземки, дошел пешком до дома под номером 45, что на Сеймур-вэй, и вошел в квартиру Геба Ковака.
Шерри улетела домой в Америку в пятницу на прошлой неделе, и на коврике перед дверью лежали несколько писем. Я подобрал их и положил на письменный стол, присоединив к остальным, доставленным ранее.