Уродец раздвинул красные губы и саркастически хохотнул.
– Я так и думал!
– Кто вы... такой?
Язык Глории плохо двигался, она не чувствовала ни своего тела, ни желания говорить. Но и лежать бревном ей тоже надоело.
– Я – твой сон! – подтвердил горбун ее догадку. – Надеюсь, не кошмарный!
– Не хочу просыпаться...
Он понимающе кивал головой, вглядываясь в ее черты.
– Ты хороша собой. Лучше, чем я ожидал.
По его тону нельзя было судить, доволен он этим или нет.– А вы... не очень... – вырвалось у Глории.
– Что поделаешь! Таким уж я родился! – без тени смущения заявил горбун.
Сон стирал все условности, что невероятно облегчало общение.
– У вас... лицо принца... а тело...
– Чудовища! – радостно подхватил он. – Ты права, детка! Так и есть.
– Где я? – на всякий случай спросила Глория.
– В пещере тролля!
– Скорее в замке. А вы – царь троллей...
Ее захватила эта призрачная игра.
– Хочешь быть царицей?
– Нет...
– Это зря.
– Когда я проснусь, ваше царство исчезнет... вместе с вами...
– Да? – вскинул он брови. – Думаю, ты ошибаешься... кое в чем. Хотя... в твоих словах есть смысл. Пожалуй, ты мне подходишь.
Глория ощущала себя маленькой девочкой, беззаботной и безмятежной. Впрочем, за этой навеянной лекарствами безмятежностью крылся ужас. Она скользила по поверхности сознания, понимая, что там, в глубине, живет ее страх...
– Мне с детства снятся странные сны, – призналась она. – Много комнат, населенных необычными существами... Они ходят, беседуют между собой. Но мне никогда не удавалось поговорить с ними. Как будто бы мы – по разные стороны...
– По разные стороны чего? – осведомился тролль.
– Не знаю...
– А как они выглядят, существа из твоих снов?
– Одни одеты по-королевски, другие – совершенно голые...
Она охотно описала причудливых персонажей. Горбун слушал внимательно, не перебивая.
– Кажется, я догадываюсь, кто они, – заявил он.
Глория ему не поверила. Они обсуждают сон во сне... так не бывает.
– Тогда скажите, – все-таки попросила она.
– В этом нет необходимости.
– Но мне хочется...
– Ох, эта дурная привычка забегать вперед!
Давая понять, что разговор окончен, тролль слез с маленького изящного кресла, обитого цветной тканью, и повернулся к ней спиной. У него не оказалось горба! Такое впечатление складывалось из-за непропорционально широких плеч и сильно развитых мышц спины, вздувающихся буграми. Руки его, с такими же накачанными бицепсами, висели до колен. Короткие кривые ноги, казалось, с трудом носили массивное туловище. Сзади он действительно выглядел чудовищем...
– Принести тебе завтрак? – не глядя на Глорию, предложил он. – Что-нибудь легкое. Булочку с джемом, кофе... Женщины пьют кофе в постели?
Она онемела, не в силах перебороть отвращение. Шут, безобразный карлик! Даже без горба он омерзителен.
«Как тебе не стыдно? – укорила она себя. – Физические изъяны не вина, а беда. Тяжкая ноша, которую несешь не ты! Уже за это одно надо благодарить судьбу! Я должна пожалеть этого уродца...»
– Нет необходимости, – с неожиданной проницательностью вымолвил карлик.
Глория залилась краской. Во сне люди умеют читать мысли друг друга? Но почему-то она понятия не имеет, о чем думает тролль.
– Как тебя зовут? – спросил он.
Значит, и для него не все открыто.
– Глория... а вас?
Он намеренно не поворачивался к ней лицом. Демонстрировал худший ракурс своей фигуры.
– Агафон.
Она удивилась. Захотела сгладить невольно возникшую между ними неприязнь.
– У троллей другие имена...
– Как насчет завтрака?
Он не принял ее подачи к примирению. Остался невозмутимо холодным. Если она откажется от еды, будет совсем невежливо.
– Может быть, потом...
Уродец молча толкнул дверь и вышел.
* * *
Гога очнулся с ощущением боли в затылке и со стоном пошевелился.
– Лежи тихо, – предупредил его напарник. – Я тебе на шею типа компресс приладил.
– Я ничего не вижу...
– Ага!
Толстяк с трудом сообразил, что лежит на животе, уткнувшись лицом в подушку. Шею сковало, тело отяжелело, обмякло.
– Я думал, мы в аду! – ухмыльнулся Игореха. – А мы все еще топчем землю, блин! Почему он нас не замочил? Мог типа из нашего же ствола обоих положить!
– Кто?
Гога ничего не помнил – ни как играли в карты, ни как сообщник пошел проверить, заперта ли входная дверь... ни как сам отправился следом, получил удар и упал носом в кирпичную пыль...
– Кто-кто? Фраер в кожаном пальто! Гном твой! Говорил я, что он нас того... и заберет бабу! Типа лоханулись мы, Гога!
Толстяк окончательно пришел в чувство, кряхтя, повернулся на бок и разлепил веки. Мокрое полотенце, которое лежало у него на шее, сползло.
– Эй-эй... ты куда, блин? – всполошился Игореха. – Гляди, не свались с кушетки! Я тебя второй раз типа не подниму! Отожрался, блин!
Он то и дело потирал затылок – ему тоже досталось, но поменьше, чем Гоге. Первым придя в себя, он умылся колодезной водой и, убедившись, что толстяк жив, начал поливать его из жестяной кружки. Тот лежал как колода – грузный, неподвижный. Пришлось его тащить, взваливать на грязную кушетку, забытую в холле строителями. Он провозился с Гогой и не заметил, как рассвело.
– Тошнит...
– Это хреново. Типа сотрясение мозга у тебя, видать. Вставать нельзя.
– Где... врачиха?
– Где? В Караганде! Улетела пташка! – Игореха зло сплюнул и подал толстому полотенце. – На, утрись, блин! Рожа в кровище...
Падая, Гога ушибся носом об пол и залился кровью.
– Как... улетела? Ты в подвал ходил?
Он вытирался, высмаркивал кровяные сгустки, отплевывался. В голове стоял гул, перед глазами все плыло, как на карусели.
– Да ходил, ходил! Как смекнул что к чему, блин... так и побежал! Только клетка-то пустая типа оказалась...
– Пустая?
До Гоги плохо доходил смысл сказанного. Напарник не выдержал, схватил кружку, в которую макал полотенце, и плеснул в толстого водой.
– Ты че... офонарел?