– Вероятно, вы приняли ее за горничную, за которой волочился ваш муж… – не унимался начальник охраны. – Задушили и спрятали тело в подвале… а вчера вам захотелось поглядеть на труп. Убийцу зачастую тянет на место преступления.
– Я ничего не могла вспомнить…
– Как же вы нашли подвал?
– Мне Визирь показал… он велел… привести туда Оленина…
– Зачем?
– Чтобы… чтобы он ответил наконец за смерть несчастной девушки… Это ведь из-за него погибла Лариса! Я не хотела… просто он не оставил мне выбора… Я должна была наказать ее! Наказать…
Дико звучали эти слова в маленькой комнатке, полной ярких блестящих нарядов восточной танцовщицы, запахов грима и духов.
– Если вы ничего не помните, как вы вообще узнали об убийстве Серковой? – спросила Глория.
– Мне Визирь сказал… он нашел меня возле трупа… и сам спрятал тело…
– Вы ему поверили? У вас не возникло ни малейших сомнений?
– Зачем ему обманывать? Он сделал это ради меня…
Халилова пыталась осмыслить события двухлетней давности, посмотреть на них под другим углом. Слова Глории встревожили ее.
– Вы думаете, он мог… Не-е-ет! Я же сама убедилась! Я нашла в кармане застежку…
– Какую застежку?
– От блузки той девушки… она была покрыта дешевой позолотой и обсыпана мелкими камешками. Стекляшками. Очевидно, мне захотелось взять ее себе…
«Карташину ничего не стоило оторвать застежку и сунуть в карман глупышки Халиловой как безусловное доказательство ее вины», – подумал Лавров.
Они с Глорией переглянулись. На сей раз их мнения сошлись.
– А что вы взяли на память о второй жертве? Тоже застежку?
– Да… – удивленно вымолвила Шехерезада. – От рукава… довольно невзрачную.
– И вы опять обнаружили ее в своем кармане?
– Да…
– Карташин принимал в этом участие?
– Он сам посоветовал мне проверить карманы… Увидев застежку, я пришла в ужас.
– Карташин сказал вам, что это застежка от рукава пальто убитой Марины Стешко?
Халилова, закусив губу, кивнула.
– Куда вы дели эти застежки? – спросил Лавров. – Выбросили?
– Карташин посоветовал ей спрятать их подальше, – ответила за стриптизершу Глория. – Верно?
– Он вам все рассказал… – простонала та. – Он не простил мне последней оплошности… Что теперь со мной будет? Меня посадят?
– Вряд ли, – успокоил ее Лавров. – Вы больны. Вам нужно лечиться.
– Я не хочу в клинику!
– Куда вы спрятали застежки?
– Они здесь… – Халилова тяжело поднялась, подошла к шкафу с костюмами и достала атласный тюрбан. – Я зашила их под подкладкой.
– Позвольте…
Лавров взял у нее тюрбан, оторвал подкладку и вытащил на свет целлофановый пакетик с «главными уликами». Внутри пакетика виднелись те самые предметы, о которых говорила молодая женщина.
– Вы мне не верите? – криво улыбнулась она. – Мне больше нечего скрывать. Раз он предал меня… мне ничего не остается, кроме смерти.
– Умереть вы всегда успеете! Это Карташин посоветовал вам обратиться к Оленину?
– Да… после второго убийства у меня началась депрессия. Он сказал, что во всех моих бедах виноват Оленин и что он обязан вытащить меня из дерьма, куда я вляпалась по его милости.
В ее речи начали проскакивать грубости и агрессивные нотки. Карташину каким-то образом удалось убедить ее в том, что доктор – причина всех ее несчастий. Интересно каким?
– Он сказал вам, что в прошлом Оленин был вашим мужем? – спросила Глория. – И совпадение фамилий тому подтверждение? Он водил вас на улицу, где вы якобы жили в прошлом веке? Показывал тот самый дом? Халилова кивнула, накручивая на палец кончик пояса от халата.
– Он говорил, что прошлое догоняет нас… и что мы несем в себе проклятие.
– Почему вы ему поверили?
– Его слова во многом совпадали с моими мыслями… – призналась стриптизерша. – Он показался мне провидцем. И потом… в кабинете Оленина я увидела маленькое фото в рамочке… Это была Ида! Я узнала ее!
Лавров и Глория снова переглянулись. В стеклянном шкафу, где доктор хранил книги и папки с научными разработками, действительно стоял снимок в рамочке. Вернее, репродукция с довольно известной фотографии Иды Рубинштейн.
Когда Лавров, прикидываясь пациентом, осматривался в кабинете психоаналитика, то заметил этот снимок, но принял его за изображение какой-то медицинской дамы. В кабинете Оленина было много портретов, больших и маленьких. Светила психиатрии, писатели, среди которых он узнал лишь Достоевского.
– Карташин посоветовал вам рассказать доктору о своих бредовых видениях? – донесся до него вопрос Глории, обращенный к Халиловой.
– Да… и по мере того, как я это делала… я читала на его лице…
У нее перехватило дыхание, и она потянулась за стаканом с водой. Несколько глотков привели ее в чувство.
– Я читала на его лице те же переживания! – выпалила стриптизерша. – Мы как будто варились в одном котле… Он слушал меня не как врач…
– А как истинный участник событий? – подсказала Глория.
– Вы правильно поняли… Сеансы превратились в откровения, где мы оба заново окунались в прошлое. Чужое прошлое! Понимаете?
– Чужое ли?.. – едва слышно обронила Глория.
– Что?
– Это я так, обмолвилась. Вы продолжайте, Таисия.
Собственное имя не произвело ровно никакого впечатления на Халилову, будто относилось не к ней, а к кому-то другому. Она потупилась и молча крутила поясок от халата.
Разорванный тюрбан валялся на полу, но хозяйка не поднимала его. Ее перестали занимать и застежки, которые Лавров предусмотрительно спрятал в карман. Изъятые без положенной в таких случаях процедуры, они потеряли значение для официального следствия. Но еще могли сыграть свою роль в этой неоконченной драме.
Глория настаивала на том, что история имеет продолжение, и Лавров вынужден был признать ее правоту.
– Айгюль, что вы должны были сделать вчера в подвале? – обратился он к стриптизерше. – Убить Оленина?
– Нет! Нет… что вы! Визирь приказал мне заманить его на то место, где было спрятано тело… Он сам показал мне, куда идти, – прошептала та, чувствуя себя отступницей. – Я ужасно боялась… но не посмела ему перечить…
Лавров вспомнил смазанные петли на двери во вторую половину подвала. Женщина вряд ли способна позаботиться о технической стороне дела. Тут явно прослеживается рука мужчины.
Либо Халилова говорит правду, либо они с Карташиным – сообщники. В какой-то мере верно и первое, и второе…