— У меня нет товарищей, — сказал Харри.
— Стало быть, дама. И, наверное, из назойливых?
Ему захотелось открыть перед нею дверь, но та открывалась автоматически. Удивительно, но Харри этого не помнил, хотя покупал здесь продукты несколько лет подряд. Они вышли на улицу и теперь стояли друг напротив друга.
Харри не знал, что ответить, поэтому сказал правду:
— Три дамы. Иногда они приходят, если я недостаточно выпью.
— Что-что? — Она прикрыла глаза ладонью от солнца и посмотрела на него.
— Ничего, извините. Просто мысли вслух. То есть мыслями это не назовешь… но все равно вслух. Наверное, я болтун. Мне… — Он не понимал, почему Вибекке до сих пор не ушла.
— Они у нас все выходные по лестнице туда-сюда бегали, — сказала она.
— Кто? — удивился Харри.
— Да полиция.
До Харри медленно дошло, что с того дня, когда он был в квартире Камиллы Луен, прошли суббота и воскресенье. Он попытался найти свое отражение в витрине магазина. Суббота и воскресенье? На кого же он сейчас похож?
— Вы, полицейские, нам ничего не рассказываете, — продолжала Вибекке, — а в газетах пишут только, что у вас пока нет никаких зацепок. Это так?
— Я этим делом не занимаюсь, — ответил Харри.
— А, ну да. — Вибекке Кнутсен кивнула и снова заулыбалась. — А знаете что?
— Что?
— На самом деле ничего страшного.
Пару секунд Харри соображал, что она имеет в виду. Потом засмеялся и зашелся жутким кашлем.
— Забавно, я вас раньше в этом магазине не видел, — сказал он, отдышавшись.
Вибекке пожала плечами:
— Кто знает? Может, мы скоро опять встретимся?
Она наградила его лучезарной улыбкой и пошла домой. Пластиковые пакеты и ее пышные формы покачивались из стороны в сторону.
«Ты, я и африканский зверь». — Эта мысль показалась Харри такой громкой, что он испугался, не произнес ли он ее вслух.
У входной двери дома на Софиес-гате сидел мужчина. Пиджак он перекинул через плечо. Рубашка темнела пятнами пота на груди и под мышками. Одной рукой мужчина держался за живот. Увидев Харри, он встал.
Харри задержал дыхание и собрался с силами. Это был Бьярне Мёллер.
— О господи, Харри!
— О господи, шеф!
— Знаешь, как ты выглядишь?
Харри достал ключи и ответил вопросом на вопрос:
— Вы считаете, я не в лучшей форме?
— Тебя же попросили помочь нам с расследованием на выходных! А от тебя ни слуху ни духу. И на работу сегодня не вышел.
— Проспал, шеф. Это, кстати, не так далеко от истины, как вы думаете.
— Может, и предыдущие четыре недели ты тоже проспал? До того, как я тебя вызвонил в прошлую пятницу?
— Ну, уже на вторую неделю туман рассеялся. Я позвонил на работу, но мне сказали, что я значусь в отпуске. Полагаю, это ваших рук дело.
Харри начал подниматься по лестнице, за ним по пятам следовал начальник.
— Мне пришлось, — простонал Мёллер, снова хватаясь за живот. — Четыре недели, Харри!
— Хм… Наносекунда по вселенским масштабам.
— И ни единого слова о том, где ты пропадаешь!
Харри не без труда вставил ключ в замок:
— Сейчас услышите.
— Что именно?
— Единое слово о том, где я пропадаю. Здесь. — Харри распахнул дверь квартиры, и их обдало кисловато-сладковатой вонью старого мусора, пива и сигаретных окурков. — Вам было бы легче, если б вы это знали?
Он вошел внутрь. Мёллер и тут последовал за ним, хотя и не без колебаний.
— Можете не разуваться, шеф! — крикнул Харри из кухни.
Мёллер тяжело вздохнул и постарался пройти через комнату так, чтоб не наступить на разбросанные по полу пустые бутылки, переполненные пепельницы и виниловые пластинки.
— Ты что же, Харри, хочешь сказать, что все эти четыре недели ты сидел тут и пил?
— Я делал перерывы, шеф. Долгие перерывы. Я ведь в отпуске, верно? На прошлой неделе я практически капли в рот не взял.
— У меня плохие новости, Харри! — крикнул Мёллер, открывая оконную защелку. Ему пришлось трижды навалиться всем телом на раму, прежде чем окно открылось. Он снова охнул и расстегнул ремень и верхнюю пуговицу на брюках. Обернувшись, он увидел в дверях Харри с открытой бутылкой виски в руке.
— Что за новости? — Харри посмотрел на расстегнутый ремень. — Пороть меня пришли? Или насиловать?
— Живот болит, — пожаловался Мёллер. — Несварение желудка.
— Хмм… — Харри понюхал горлышко бутылки. — Несварение желудка — это занятно. Я и сам маялся животом, поэтому почитал кое-какую литературку по этому вопросу. Переваривание пищи занимает от двенадцати до двадцати четырех часов. У всех. И пища проходит через ваши внутренности не дольше, а просто больнее.
— Харри…
— По стаканчику, шеф? Пахнет вроде как настоящее.
— Я пришел, чтобы сказать: «Все, Харри! Стоп!»
— Завязали? — с интересом спросил Харри.
— Заткнись! — Мёллер ударил по столу так, что пустые бутылки подпрыгнули. Потом он осел в зеленое кресло и провел рукой по лицу. — Много раз, Харри, я рисковал своей должностью, чтобы спасти твою. Но ведь есть люди, которые для меня ближе, чем ты. Это о них я должен заботиться. Все, Харри. Больше я тебе помогать не смогу.
— А-а… — Харри плюхнулся на диван и налил виски в ближайший стакан. — О помощи я вас не просил, шеф, но все равно спасибо. За все хорошее. Ваше здоровье!
Мёллер глубоко вздохнул и закрыл глаза.
— Знаешь что, Харри? Иногда ты ведешь себя, как самый наглый, эгоистичный и тупой в мире мешок с дерьмом, — с обидой сказал он.
Харри пожал плечами и залпом осушил стакан.
— Я написал приказ о твоей отставке.
Харри налил себе еще.
— Он лежит на столе начальника криминальной полиции. Не хватает только его подписи. Ты понимаешь, что это значит, Харри?
Харри кивнул и поинтересовался:
— Вам точно не налить перед уходом, шеф?
Мёллер встал. В двери он обернулся:
— Ты не представляешь, как мне больно видеть тебя таким, Харри. Ракель и эта работа — вот и все, что у тебя было. Сначала ты не сумел удержать Ракель. А теперь — работу.
«Я потерял и то и другое четыре недели назад», — подумал Харри, и эта мысль набатом отдалась в его голове.
— Мне действительно больно, Харри. — И дверь за Мёллером закрылась.