Том отпустил Олега и рванул руку на себя, но Харри оказался слишком тяжелым. Тома охватила паника. Он сделал новую отчаянную попытку, и еще одну. Ноги скользили по гладкому каменному полу. Он почувствовал плечом потолок лифта. Рассудок покидал его.
Он хотел крикнуть: «Нет, Харри! Стой!» — но захлебнулся слезами и выдавил только:
— Пожалуйста…
Тик-так, тик-так.
Харри сидел с закрытыми глазами, слушал ход секундной стрелки и считал, думая, что тиканье золотого «ролекса» — верный показатель того, что время не остановилось.
Тик-так, тик-так.
Если он считал правильно, они уже просидели в лифте четверть часа. Пятнадцать минут. Прошло девятьсот секунд с того момента, как Харри нажал на «стоп» между первым этажом и подвалом и сказал, что теперь они в безопасности и нужно просто ждать. Девятьсот секунд они сидели тихо как мыши и слушали. Шаги. Голоса. Звуки открывающихся и закрывающихся дверей. Харри с закрытыми глазами считал тиканье «ролекса» на запястье окровавленной руки на полу лифта, к которой он до сих пор был прикован.
Тик-так, тик-так.
Харри открыл глаза. Снял наручник, размышляя, как же он откроет багажник автомобиля, если он проглотил ключ от него.
— Олег, — прошептал он и осторожно потряс спящего мальчика за плечо. — Мне нужна твоя помощь.
Олег встал.
— А смысл? — спросил Свен, глядя, как Олег становится Харри на плечи и отвинчивает с потолка обе лампы дневного света.
— Принимай, — сказал Харри.
Свен протянул руку и взял у Олега одну лампу.
— Во-первых, мои глаза должны привыкнуть к темноте, — пояснил Харри. — Во-вторых, когда дверь откроется, стрелять в нас будет гораздо труднее.
— Волер? В подвале? — с сомнением в голосе спросил Свен. — Брось, кто такое переживет? — Он указал лампой на бледную, словно восковую руку на полу. — Представь себе, сколько крови он потерял.
— Я просчитываю все возможные варианты, — ответил Харри.
Стало темно.
Тик-так, тик-так.
Харри шагнул из лифта, подался в сторону и пригнулся. Услышал, как закрылась дверь за спиной. Дождался, пока лифт поедет. Они договорились, что Олег со Свеном поднимут лифт и остановят его между подвалом и первым этажом, где они будут в безопасности.
Харри затаил дыхание и прислушался. Пока — никаких следов призрака. Он распрямился во весь рост. Сквозь окошко двери в другом конце подвала падал свет. Вокруг громоздились садовые стулья и столы, старые комоды и лыжи. Харри стал ощупью пробираться вдоль стены. Нашел дверь и открыл ее. В нос ударил сладковато-тошнотворный запах мусора. То, что нужно. Он зашел внутрь. Воздух был спертым и жарким от гниения. Ступая по набитым отходами пакетам, яичной скорлупе и упаковкам из-под молока, Харри добрался до дальней стенки. Там лежал пистолет. Один кусок клейкой ленты до сих пор был на нем. Убедившись в том, что пистолет по-прежнему заряжен, Харри вернулся в подвал.
Он осторожно шел на свет — к той самой двери. Она должна была выходить на лестницу.
Когда он подошел поближе, он увидел за стеклом темный силуэт. Лицо. Харри непроизвольно пригнулся, но тут же понял, что человек с той стороны не видит его в темноте. Взяв пистолет двумя руками, он медленно сделал два шага вперед. Лицо было прижато к стеклу, Харри различал его черты. Он взял его на мушку. Это был Том. Широко раскрытыми глазами он смотрел сквозь него в темноту.
Сердце Харри билось так сильно, что пистолет подрагивал в руке.
Он ждал. Медленно текли секунды. Ничего не происходило.
Тогда он опустил пистолет.
Подошел к стеклу и взглянул в глаза Тома Волера. Их уже покрыла бледно-голубая пленка. Харри обернулся и тоже посмотрел в темноту. Что бы там ни привлекло взгляд Тома, оно уже исчезло.
Холе стоял и слушал, как упрямо и настойчиво пульс отсчитывает: тик-так, тик-так. Харри не понимал, что это означает, кроме того что он жив, потому что человек по ту сторону двери — мертв, и можно открыть дверь, потрогать его кожу и почувствовать, как тепло покидает тело, как кожа меняет свою природу, превращаясь из живой ткани в оболочку.
Харри приложил свой лоб ко лбу Тома Волера, между ними было ледяное стекло, и оно обжигало кожу.
Они остановились перед светофором на площади Александра Кьелланда.
Дворники двигались влево-вправо. Через полтора часа небо тронет утренняя заря, а покуда ночь расстилала над городом темно-серый брезент облаков.
Харри сидел на заднем сиденье и обнимал Олега. Навстречу им по пустому тротуару на Вальдемар-Транес-гате, пританцовывая, шла парочка. Прошел час с того момента, как Харри, Свен и Олег вышли из лифта и из общежития под дождь, нашли раскидистый дуб, который Харри видел еще из окна, и сели под ним на сухую траву. После этого Харри первым делом позвонил в редакцию «Дагбладе» и поговорил с дежурным. Потом он позвонил Бьярне Мёллеру, рассказал ему о последних событиях и попросил разыскать Эйстена Эйкеланна. И только после этого разбудил своим звонком Ракель. Через двадцать минут площадка перед общежитием осветилась вспышками фотоаппаратов и огнями мигалок: как всегда, пресса и полиция появились вместе — как Гог и Магог.
Харри, Олег и Свен сидели под дубом, наблюдая, как люди вбегают в общежитие и выбегают из него.
Потом Харри затушил сигарету и сказал:
— «Character».
Свен кивнул, но заметил:
— Такую я не помню.
Когда они вышли из своего укрытия, на них тут же налетел Бьярне Мёллер и затолкал в полицейскую машину.
Сначала их отвезли в Главное управление для предварительной дачи показаний, которую Мёллер деликатно назвал «разбором полетов». Когда Свена забирали в изолятор, Харри настойчиво потребовал, чтобы у его камеры круглосуточно дежурили полицейские из службы охраны. Мёллер с некоторым удивлением спросил, действительно ли так велика вероятность побега. Харри в ответ покачал головой, и Мёллер решил вопросов больше не задавать.
Потом они позвонили и попросили патрульную машину, чтобы доставить Олега домой.
Светофор неприятно пищал в ночной тишине. Парочка пересекла Уэлланс-гате. Женщина держала над головой куртку, которую, очевидно, дал ей мужчина. Тот шел в насквозь мокрой рубашке и отчего-то громко смеялся. Харри показалось, что он с ними знаком.
Загорелся зеленый. Перед тем как уехать, Харри заметил под курткой рыжие волосы.
Когда они проезжали Виндерн, дождь внезапно кончился, облака разошлись, будто занавес, открывая взгляду новорожденный месяц в черном небе над Осло-фьордом.