Что ж, разумно, черт возьми! Она рассуждала очень верно, моя маленькая Молли. Но от ее рассуждений у меня мороз пробежал по коже. Я представил себя болтающимся на виселице, увидел толпу, хохочущую над моими мучениями, и сокрушенное лицо Джона, качающего головой… «Ах, Эдвард, Эдвард! Ведь я предупреждал тебя!»
Нет, ни за что! Будь проклят старый Якоб, из-за которого меня могут вздернуть.
– Я не хочу, чтобы вас повесили! – воскликнула Молли, будто прочитав мои мысли.
– Ты удивишься, девочка, но я хочу этого еще меньше. Остается вопрос, как избежать виселицы…
Отойдя на несколько шагов от Якоба – вид его мертвого тела мешал мне сосредоточиться – я принялся размышлять. Быть может, старика найдут не скоро, но, найдя, поймут, что стало причиной его смерти. По всему выходило, что Молли права, но толку от ее правоты для меня было немного.
– Нам нужно спрятать его, – внезапно сказала она.
– Что?!
– Спрятать. Подумайте, господин Эдвард, – если никто не найдет тело, то никто не сможет и доказать, что господина Якоба убили! Может быть, он решил уехать в другой город? Или ушел в лес за своими колдовскими травами, и там на него напали разбойники? С ним могло приключиться все что угодно – ведь он был старый и к тому же не в своем уме, об этом всем известно.
Спрятать?! В самом деле! Меня поразило, как такая простая мысль не пришла в голову мне самому.
– Зарыть его в саду? – предложил я. – Или на заднем дворе?
– Нет-нет, это не годится! Нас могут заметить. Копать яму долго, а ведь нам нужно будет скрыть все следы. Если придут искать господина Якоба, то могут осмотреть сад и заметить, что там копали.
– Но что придумать? Что? Не можем же мы с тобой дотащить его до реки и сбросить труп в воду?.. – начал я и остановился на полуслове. Быть может, если мы завернем тело в ковер, то…
Но Молли прервала мои размышления:
– Нам не дойти до реки – стража охраняет мост, нас обязательно заметят. К тому же вы не донесете тело господина Якоба: путь слишком далек. Я придумала кое-что получше.
– Говори же!
– В сарае есть старая тачка. Она небольшая, но и господин Якоб невелик ростом. Я схожу за ней, мы положим в нее тело и закроем сверху старым тряпьем – целая куча его валяется наверху, в гостиной и в спальне. Лосиная роща начинается в миле отсюда, мы доберемся до нее и успеем закопать тело в лесу и вернуться до рассвета.
Я быстро обдумал то, что предложила Молли. На первый взгляд, изъянов в ее идее не было…
– Только нужно взять лопаты! – вспомнил я. Приняв мои слова за одобрение всего задуманного.
Молли метнулась к выходу.
– Я быстро! – крикнула она от дверей. – Только прикачу тачку и поставлю ее возле самого крыльца!
Я не успел ничего сказать ей вслед – на лестнице раздался топот, хлопнула вторая, верхняя, дверь, и все стихло. Я остался наедине с телом.
Якоб лежал, свернувшись, и прижимал руки к окровавленной рубахе. Голова его была повернута вбок, как у спящего. Никогда еще ни один покойник не вызывал у меня такого трепета, как этот, отправленный на тот свет моими собственными руками. Я боялся подойти к нему, боялся прикоснуться, но вместе с тем не мог оторвать взгляда от его лица.
Черная повязка сползла вниз, но по-прежнему закрывала незрячее око Якоба. Движимый странным чувством, я подошел к телу, присел на корточки… Тишина вокруг меня звенела, как комар. Я наклонился и приподнял повязку.
Из-под нее на меня взглянул, как живой, покрытый бельмом глаз, и я содрогнулся от отвращения. Второй, здоровый, глаз покойника был закрыт, и мне подумалось: мертвец смотрит на меня мертвым глазом. Если бы вы видели это бельмо, эти желтые складки века, наползающие на редкие ресницы, вы бы поняли, о чем я говорю. По спине моей пробежала дрожь, и я торопливо опустил повязку на место.
Но стоило мне повернуться к телу спиной, как позади раздалось тихое шуршание. Воображение подсказало, что произошло: убитый поднес руку к лицу и снова поднял повязку, и теперь смотрит немигающим взглядом мне в спину. Я внезапно ощутил необъяснимый прилив страха и несколько минут стоял, боясь обернуться. Наконец здравомыслие взяло верх, и я заставил себя повернуться к трупу.
Если бы повязка на его незрячем глазу оказалась сдвинута хоть на дюйм, я бы повредился в уме. Но она находилась ровно в том же положении, в котором я ее оставил, и я выдохнул, неожиданно почувствовав, что руки мои дрожат.
Я призвал себя отринуть малодушие, и мое обращение к самому себе подействовало – тем более что я не поскупился на бранные слова. Обычно я щедро отсыпаю их другим, на сей же раз они пригодились для меня. В тот же миг послышались торопливые шаги, и в подземелье вбежала запыхавшаяся Молли, неся свернутый гобелен.
– Тачка наверху, – доложила она. – Я принесла это, чтобы вы не испачкались, когда понесете господина Якоба наверх.
Она бросила свою ношу под ноги, и выцветший ковер раскатился по полу. Эта женщина проявляла поразительное присутствие духа, и я почувствовал себя пристыженным. Пора было брать дело в свои руки!
– Бери его за запястья, но постарайся не испачкаться, – распорядился я, вставая над телом старика. – Я возьму за ноги, и вместе мы переложим его.
Молли лишь покачала головой. Ни слова не говоря, она расстелила гобелен возле тела, обошла мертвеца с другой стороны, наклонилась и покатила с поразительной сноровкой, как если бы катать трупы было для нее привычным занятием. Якоб перевалился с правого бока на спину, снова на бок, на живот – и вот он уже лежит на ковре, а Молли утирает пот со лба.
– Ну вот, – удовлетворенно выдохнула она. – Готово. Понесли?
Если спуск в подземелье показался мне долгим, что же говорить о подъеме! Тело Якоба я перевалил через плечо – оно оказалось весьма тяжелым, и потащился вверх со своей жутковатой ношей. Молли прибежала со свечой и освещала мне дорогу. Едва не упав на очередной ступени, я решил сбросить старика вниз и волочь его за собой, как мешок, но служанка возразила: «Нет, из него все еще течет кровь, мы оставим на лестнице следы». Я в очередной раз признал, что она права, и побрел вверх, кряхтя и моля Бога о том, чтобы все это поскорее завершилось.
Наверху по-прежнему стояла ночь – а мне-то казалось, прошло столько времени, что уже наступил день. В саду стрекотали цикады, и под их пение мы уложили Якоба в тележку и забросали сверху старыми тряпками. Получилась убедительная гора старья. Если бы не ночной час, мы вполне могли бы сойти за тех торговцев, что бродят по улицам, предлагая свой порою неожиданный товар и скупая вещи.
Я представил себя в роли старьевщика: «Не нужен ли кому мертвец! Алхимик, мертвый алхимик, кому сумасшедшего убитого алхимика?»
– Что с вами, господин Эдвард? – обеспокоенно спросила Молли. – Вы так странно улыбаетесь…
Да, кривая ухмылка на моем лице вряд ли могла бы сойти за улыбку радости. Я подхватил тачку, и старый Якоб навсегда покинул свое жилище в нашей компании. В конце концов, подумал я, компания могла быть и хуже, так что ему не на что жаловаться.