Возле подъезда застыл высокий сухопарый мужчина лет пятидесяти со стоящими торчком очень светлыми, будто крашеными волосами, при первом взгляде показавшийся Сергею иностранцем. Наверное, как раз из-за сочетания упомянутых Илюшиным очков с шарфом. Очки были прямоугольные, в тонкой поблескивающей оправе, и вид имели неприлично дорогой и заграничный. А шарф – нежно-розовый, крупной вязки, с длинными кистями и сам длинный, судя по тому, что владелец обмотал его вокруг шеи три раза.
Сергей Бабкин впервые увидел мужчину, который не только согласился надеть розовый шарф, но и вышел в нем на улицу. До этого дело с клиентом имел Илюшин, который о шарфе умолчал.
– Здравствуйте! Куликов, Аркадий Ильич, – мужчина протянул Бабкину руку до того, как Макар успел его представить. Рукопожатие у него было крепким, покрасневшие глаза за стеклами очков глядели на сыщика испытующе.
– Сергей. Сергей Бабкин.
– Давайте поднимемся в квартиру.
Куликов пробежался пальцами по клавишам домофона, словно наиграл неслышную мелодию, и вслед за Макаром и Бабкиным вошел в подъезд.
На первом этаже под лестницей стояла коляска, а рядом, прислоненный к стене, ждал весны синий детский велосипед. Бабкин подумал, что давно не видел подъездов, где жильцы так спокойно оставляли бы коляски и велосипеды без присмотра.
– Поэтому Наташа никуда не хочет отсюда переезжать, – сказал Куликов, поймав взгляд Сергея и правильно истолковав его. – Говорит, здесь особенный район. В этом она права. Я не раз предлагал ей поменять квартиру, но она отказывалась.
Поднявшись на четвертый этаж, он достал ключи.
– Оперативники осмотрели квартиру? – спросил из-за его спины Макар.
– Да, утром.
– Результаты?
– Никаких. Вещи не тронуты, деньги не исчезли, даже документы на месте. Отпечатков пальцев нет.
Он обернулся к Бабкину с Илюшиным и суховато закончил:
– Вся надежда на вас.
Сперва Сергею послышалась ирония в его словах, но почти сразу он понял, что никакой иронии здесь нет, а есть страх и страдание, спрятавшиеся под маской сдержанности. Аркадий Ильич дважды провернул ключ в скважине, и дверь распахнулась, открывая вход в очень светлый коридор, в первую секунду показавшийся Бабкину заросшим травой.
Сделав шаг внутрь, он увидел, что никакой травы, конечно, в квартире Наташи Куликовой нет. На полулежал пушистый ковер с торчащими вверх зелеными ворсинками разной высоты, похожий на покрывало из мха – не хватало только ягод брусники или клюквы. Белые стены внизу разрисованы ветвями и листьями.
– Проходите, пожалуйста, – попросил сзади Аркадий Ильич. – Комната справа.
В комнате почти не было мебели, и потому она казалась просторной. Свет падал в незашторенное окно, и лучи солнца тонули в травяном ковре – точно таком же, как и тот, что лежал в прихожей. Остановившись на пороге, Бабкин присвистнул, но причиной его удивления был не ковер и не отсутствие шкафов.
Очевидно, любимое сочетание цветов хозяйки – зеленый и белый. Все стены в комнате были выкрашены светлой краской, и одна из них представляла собой подобие картины. Бабкин подошел поближе и остановился, изумленно рассматривая рисунки.
На этой стене росли деревья. Пожалуй, фантастические, решил Сергей, потому что определить вид хотя бы одного из них оказалось ему не под силу. Длинные изогнутые листья, переплетающиеся ветки, травинки и стебли, обвивающие стволы… Много-много зеленого цвета: бутылочного, травяного, изумрудного оттенков. Единственным опознанным Бабкиным растением стал папоротник, выписанный с удивительной детализацией, вплоть до мелких ворсинок на листочках.
Над папоротниками летали синие бегемоты. Толстые, как чеширские коты, с такими же широкими улыбками во всю бегемотью пасть, они махали до смешного крошечными крылышками, сидели на ветках деревьев, свесив кривые короткие ножки, и парили среди зарослей. Самые маленькие бегемотики были небесно-голубого цвета.
– Лес Крылатых Бегемотов, – негромко сказал сзади Куликов. – Наташа шутит, что это автопортрет.
Бабкин хотел ответить и вдруг осознал, что за то время, пока они стоят в комнате, Илюшин не произнес ни слова. Это было на него не похоже. Решив, что друг так же впечатлился картиной на стене, как и он сам, Сергей обернулся.
Макар молча стоял у противоположной стены, к которой были пришпилены большие листы ватмана. Окинув их взглядом, Сергей вздохнул. Когда-то он смотрел фильм «Игры разума», в котором главный герой, талантливый ученый, страдал шизофренией. То, что Бабкин видел сейчас на стене, очень напоминало записи этого ученого, не раз показанные в фильме.
Ватман был исчерчен сверху донизу непонятными письменами, мелкими буковками и закорючками. Кое-где, на свободном, явно специально выделенном пространстве, письмена исчезали, уступая место формулам и расчетам.
Рядом с формулами неуклюже и не очень-то похоже нарисован одуванчик, и этот мотив повторялся, как посчитал Сергей, минимум шесть раз.
Но кроме невинного одуванчика были и куда более странные рисунки. На одном из верхних листов он разглядел женщин, нарисованных в профиль – все они сидели в подобии горохового стручка, и у каждой из головы торчала трубка. В другом месте было изображено что-то вроде змеи, пустившей корни.
Сергею стало окончательно ясно, что Илюшин не возьмется за это дело. Искать душевнобольную девушку по всей Москве – задача не из легких, а Макар всегда здраво оценивал свои возможности. Бабкин приготовился услышать мягкий по форме, но категорический по содержанию отказ, и мысленно пожалел отца девушки, которому и так пришлось нелегко.
Макар наконец отвел зачарованный взгляд от каракулей и бредовых посланий и перевел его на мужчину, стоявшего в дверях. Лицо у него было на удивление серьезным, даже ошарашенным.
– Ваша дочь занималась расшифровкой манускрипта Войнича? – как показалось Бабкину, с некоторым недоверием спросил он.
Тот кивнул:
– Да, много лет. Это ее своего рода хобби, еще со школы. Хотя иногда мне кажется, что она уделяет ему куда больше времени, чем своей работе.
– Она достигла какого-то результата?
– Не могу вам сказать. Не потому, что не хочу, а потому, что не знаю.
– Любопытно… – Макар прошел вдоль стены, внимательно разглядывая рисунки. – Если вы не против, давайте поговорим в этой комнате, хорошо?
У последнего изображения остановился и, не дожидаясь ответа, сделал Сергею знак: записывай.
– Итак, когда вы в последний раз видели дочь?
* * *
Аркадий повторял свой рассказ в третий или в четвертый раз – он сбился со счета. Сперва дежурный, который принял у него заявление, потом оперативник, предупредивший, что вскоре с ним свяжется следователь… Теперь он излагал то же самое частным детективам, нанятым им в первый же день после исчезновения Наташи. Точнее, вечер.