– Девушки, где мы с вами можем побеседовать? – спросил он, чувствуя себя совратителем несовершеннолетних. И добавил, чтобы избежать двусмысленности: – Я частный сыщик, мне нужна ваша помощь.
Девчонки переглянулись. Но на их лицах Бабкин, пристально наблюдавший за обеими, не заметил ни страха, ни растерянности – только удивление.
– А что, кого-то убили? – осторожно спросила Катя.
Вера притихла, ожидая ответа.
– Боже упаси, – искренне рассмеялся Сергей. – Нет, все не так страшно. Просто в пансионате «Рассвет» потерялась девочка, а потом нашлась.
– Знаю, – кивнула Вера. – Матильда.
– Она самая. Мне сказали, что у каждой из вас тоже был похожий случай. Не расскажете?
– А зачем? – опасливо спросила толстушка.
– Вот ты, Катька, дура, – лучезарно улыбнулась ей Вера, не дав вставить Бабкину и слова. – Чтобы найти это место, где все теряются, понятно же! Да?
Она взглянула на Сергея, ожидая подтверждения своим словам, и тот кивнул. В конце концов, отчасти так оно и было.
Он никак не мог придумать, каким образом разделить девушек: ему хотелось поговорить с каждой из них по отдельности. Не придя ни к какому решению, он уже собирался прямо сказать им об этом, но Катя его опередила.
– А я не могу сейчас разговаривать. Мне нужно до магазина доехать, – виновато объяснила она. – Бабка попросила купить кое-чего. Я куплю и вернусь, ладно?
– Конечно, – великодушно разрешил Сергей.
Вера бросила на него короткий взгляд, облизнула губы, и он тут же решил, что беседовать им нужно в таком месте, где они будут на виду. Но становиться предметом обсуждения для всего поселка ему тоже не хотелось.
Пока он размышлял, обе девочки послушно ждали. Вера помахала на себя ладонью, будто веером, и еще приспустила лямки платья, открывая незагорелую полоску над грудью.
Бабкин увидел полоску и тотчас пришел к выводу, что нет ничего страшного в том, чтобы побеседовать при свидетелях.
– Где тут у вас набережная? – спросил он, вспомнив рассказ Черниковой.
– Набережная? – разочарованно протянула девушка. – А разве мы не к вам поедем?
– Пока нет… Может быть, после, – вывернулся Сергей, не желая разочаровывать поселковую красавицу окончательно. – Так где набережная?
– Здесь недалеко! – Катя показала, куда нужно идти. – И там есть скамеечки!
– Вот и чудненько. Тогда мы ждем тебя где-нибудь на скамеечке.
Девочка вскочила на велосипед, живо заработала крепенькими смуглыми ножками и скрылась за поворотом. Оттуда донеслось лихое дребезжание велосипедного звонка.
Вера ухватила Бабкина под локоть и повлекла за собой, очень неубедительно делая вид, что не обращает внимания на взгляды редких прохожих. К счастью для Сергея, единственная пешеходная улица Вязников начиналась неподалеку.
«Набережная Сколычева» – гласила надпись на табличке, висевшей на таком дряхлом доме, что, казалось, он весь держится на единственном гвозде – том самом, которым приколотили табличку.
– Кто такой Сколычев? – полюбопытствовал Бабкин.
– Это наш мэр, – хихикнула Вера. – Он сделал набережную и захотел, чтобы ее назвали в его честь.
– Увековечил себя, значит, – кивнул Сергей. – Ясно.
Будь Бабкин мэром Вязников, он доплатил бы за то, чтобы набережную не называли его именем. Но у честолюбивого мэра, очевидно, были другие соображения.
Они стояли на плохо заасфальтированной извилистой дороге, огибавшей два больших пруда. По обеим сторонам прудов скособочились деревянные дома, явно стыдящиеся того места, где они обречены были стоять. В ближнем пруду плавали два лебедя, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся истощенными гусями.
Девушка подвела Сергея к скамейке, прятавшейся в кустах, и они сели так, что гуси-лебеди оказались прямо перед ними. Вера придвинулась ближе, почти прижалась горячим бедром к его ноге. Бабкин почувствовал, что его окутывает атмосфера романтического свидания, и поспешно перешел к делу:
– Расскажи, что случилось восьмого августа? Ты приехала к тете, правильно?
Вера обернула к нему раскрасневшееся лицо.
– Вы так много обо мне знаете, – хрипловато проговорила она и сделала попытку положить ладонь на руку сидящего рядом сыщика.
Для Сергея это было уже чересчур.
– А ну хорош кривляться! – рявкнул он. – Или разговариваем нормально, или иди на все четыре стороны.
Вера тут же отдернула ладонь и с обиженным видом поправила бретельки платья.
– А чего вы сразу ругаетесь-то? – совсем другим голосом сказала она. – Уж и пошутить нельзя.
– Не смешные у тебя шутки.
– А другим нравятся! – запальчиво возразила Осипова. – Ну не хотите – не буду!
Налет опытной обольстительницы слетел с нее, и теперь перед Бабкиным оказался обычный уязвленный подросток, обделенный вниманием.
Он решил не давить на девочку и примирительно предложил:
– Давай попробуем сначала. Ты в самом деле потерялась? Или выдумала?
– Ничего я не выдумала!
– Тогда – что случилось?
Девушка сидела молча, насупившись, и нервно теребила подол платья. Сергей попробовал зайти с другой стороны.
– Вера, я тебе верю, – проникновенно сказал он. – Давай попробуем восстановить, что произошло в тот день. Хорошо?
Последовало молчание, которое Бабкин решил расценивать как согласие.
– Утром ты встала, позавтракала и вывела велосипед из сарая… – осторожно начал он. – Было около девяти утра, правильно? Тебе нужно было съездить в «Рассвет», чтобы…
Он сделал паузу и выжидательно посмотрел на Веру.
– Чтобы забрать лекарство у тетки, – нехотя сказала она. – Матери срочно надо было, а тетка до вечера работала.
– Отлично. Лекарство. Ты приехала… Кстати, кого-то встретила по дороге?
Осипова отрицательно покачала головой.
– Значит, приехала, никого не встретив по дороге. Поставила велосипед возле входа в столовую, но внутрь не зашла, хотя твоя тетя уже была там. Куда ты пошла?
– Не помню, – буркнула Вера.
– Вер, не выдумывай.
– Да не помню я! – воскликнула она с отчаянием. – Чего вы ко мне привязались?
– У тебя провал в памяти? – нахмурился Сергей.
Девушка вызывающе взглянула на него, готовясь ответить грубостью, но, увидев, что он спрашивает серьезно, немного успокоилась.
Провал – не провал… Черт его знает! Последнее, что она помнила отчетливо – солнечный блик на руле велосипеда, прислоненного к кирпичной стене, а следом – ощущение влажного холода. Сначала холодок был внутри, потом – снаружи. Она съеживалась, пытаясь согреться, и кто-то добрый накрывал ее пледом (или шкурой?), подносил ко рту чашку с горячим отваром.