Сергей присел на корточки, аккуратно взял одну из них и внимательно изучил отпечаток протектора. Размер он нашел на стельке внутри – сороковой. А найдя в памяти телефона фотографию следа, убедился в том, что наблюдательность не подвела его: он держал в руках обувь, отпечатки которой остались во мху под его окном и на краю заброшенной площадки.

– Э! Вы что делаете?

Обернувшись на «Э!», Бабкин узрел в конце коридора чернобородого, недавно размахивавшего топором. Восполняя урон репутации, нанесенный ему Кларой Ивановной при посторонних, сейчас он напустил на себя боевой вид и приближался к Сергею с агрессивным блеском в орлином взоре.

– Что вы тут шарите, позвольте спросить?!

Бабкин неторопливо поднялся. По мере того как он распрямлялся, агрессивность улетучивалась из чернобородого, и к стойке он подошел совсем другим человеком – готовым к компромиссам и улаживанию конфликтов.

– Это чье? – осведомился Сергей, указывая на кроссовки.

– Это мое! А что такое? В чем, собственно, дело?

«Вот, значит, кто следил за домом! Забавно, забавно… А тебе-то я чем могу быть опасен?»

– Ничего особенного, – вслух сказал Бабкин. – Просто хотел узнать, как они на ноге сидят.

Он простодушно помахал ресницами, но, очевидно, не убедил бородача в искренности своих намерений. Впрочем, у Бабкина и не было такой цели, скорее наоборот. «Ты знаешь, что я знаю, а я знаю, что ты знаешь, что я знаю».

– Нормально они на ноге сидят, – фальшиво улыбнувшись и показав острые белые зубы, ответил тот. – Хотите примерить?

– Нет-нет, спасибо, это лишнее, – поблагодарил Сергей со скрытой усмешкой. – Всего хорошего. Извините за беспокойство.

Дверь за ним закрылась. Бабкин не сомневался ни секунды, что бородач, едва задвинув засов, бросился осматривать свои кроссовки. Сам он, отойдя настолько, чтобы его не было ни видно, ни слышно из дома, достал телефон и позвонил Илюшину.

– Придется тебе внести свою лепту в это дело, – прервал он Макара, немедленно начавшего сетовать, что его отрывают от важных государственных дел. – Запиши имя: Григорий Гейдман. Гейд-ман! Записал? Около сорока двух лет, плюс-минус шесть. Режиссер или руководитель театрального кружка. Нужна его биография. Не срочно, но быстро.

В комнате на втором этаже маленькая женщина сняла очки и сдернула с головы косынку.

– Что за маскарад? – спросил Олег, равнодушно глядя, как жена сминает в кулачке край ткани. После ухода сыщика он выглядел задумчивым.

– Она попросила прополоть пару грядок, а там очень яркое солнце. У меня разболелись глаза без очков.

– Грядок? – он рассмеялся. – Ах ты наша золушка! А мешки с фасолью и горохом тебе не приказали разобрать?

– Я бы не удивилась, – парировала Лилия. – Странно, что до сих пор ей не пришло это в голову.

Олег нахмурился. Мысли его от расспросов сыщика перешли к жене. Он закусил губу, пристально рассматривая ее узкую спину с опущенными плечами, и недобро процедил:

– Слушай, Лилька, я тебя не узнаю. То ты заявляешься в столовую в таком виде, будто тебя оттрахали в придорожных кустах, то огрызаешься…

Жена вздрогнула, но не обернулась к нему. Олег знал, что всякая грубость вгоняет ее в краску, она теряется и не знает, что ответить. Именно это ему и требовалось – задавить в зародыше ее внезапные порывы к строптивости, изничтожить в ней саму мысль о том, что она может позволить себе сопротивляться и портить отношения с Кларой.

– Не слышу ответа! – он чуть повысил голос.

– Какой ответ тебе нужен?!

Она все-таки обернулась, сжала кулачки, словно собиралась ударить его. С первого раза все-таки не поняла, подумал Олег. Принятые меры оказались недостаточными. Что ж, придется снова провести воспитательную работу.

Он встал, подошел к ней, с удовольствием глядя, как Лилия съеживается на глазах. Ему нравилось, когда она его боялась. В такие минуты в ней особенно ярко проявлялась угловатая подростковость, беззащитность ребенка перед взрослым мужчиной, и вкупе с властью, которой он обладал, это чертовски распаляло его.

Олег остановился рядом, протянул руку, провел по голубоватой ключице, по тонкой, как бумага, коже. Она вся принадлежала ему, была в его распоряжении, и только от него зависело, оставить ли нетронутой эту кожу или закрепить на ней красные следы своих отпечатков, подобно печати хозяина.

Он обнял жену сзади, с силой прижал растопыренную пятерню к ее груди, слыша, как быстро и часто бьется у нее сердце.

– Птичка, – прошептал Олег ей на ухо. – Птичка моя!

Пальцы давили все сильнее. Он прекрасно знал, как легко на ее коже остаются следы – чуть ткни, и готов синяк.

– Олег, отпусти…

Сдавленный, тихий голос – как раз то, что нужно. Значит, испугалась, маленькая дрянь. Увидела, что муж рассержен, и поняла, к чему это может привести. «Вот так, птичка моя, вот так! Стой спокойно, не трепыхайся…» Другой рукой он потянул с плеча ее белую футболку, пропахшую землей, обнажая плечико с выпирающей назад острой косточкой, такой манящей, что хотелось вцепиться в него зубами и рвать, рвать, заливая все вокруг ее кровью, пока она не охрипнет от крика. Руки у него моментально вспотели, и он издал глухое рычание, подбираясь ладонью к ее груди.

– Я не хочу, Олег! Не сейчас!

А он хочет. Эта маленькая неудовлетворенная сучка так холодна, что он не может ее не хотеть. Поначалу, когда у них все только начиналось, было гораздо хуже: ее пылкость расхолаживала его, не давая забывать, что перед ним женщина. Но по мере того, как она начала его бояться, когда он начал понемногу ловить всплески страха в ее глазах, подмечать, как она сторонится его и до последнего избегает идти в постель, ожидая, чтобы он заснул, – тогда все стало налаживаться.

Она всегда терпела его – пусть потерпит и сейчас! С каждым разом он заходил все дальше и дальше, уже почти не опасаясь, что получит отпор, а все потому, что он сплел волосяную петлю, за которую ее можно было придерживать рядом, не опасаясь, что улетит.

– А если ты еще будешь злить меня, птичка моя… Или Клару…

Он с силой сжал ей грудь, левой рукой впиваясь в кожу так, что заныли пальцы.

– Отпусти меня! Мне больно!

Лиля вдруг вывернулась из его рук – он даже не успел сообразить, как ей это удалось, и отскочила в сторону.

– Стой!

Но она подхватила стоящий у двери рюкзак и стремительно выскочила за дверь. Олег бросился было за ней следом, но услышал, как гулко простучали ботинки по лестнице, и выругался. Нечего было и думать ее догнать.

Глава 6

Утро у Сергея ушло на составление окончательного списка тех, кто был в пансионате во время исчезновения всех девушек, и в итоге список подозреваемых сократился на десять человек. Точный план «Рассвета» он составил раньше и отметил все места, где могли прятать девчонок. Карта оказалась целиком испещрена красными крестиками, поскольку их могли затащить в любой дом, а при некоторой доле везения и в главный корпус тоже. У входа там сидел пожилой разговорчивый охранник, но был еще проход со стороны столовой, и еще один, запасной, постоянно открытый, через который шастала белая кошка с рыжей манишкой… В общем, ясности это не принесло.