Все согласно закивали.
Верный своему слову, де Боло обратился к французам. В английском лагере было шесть благородных дам и столько же служанок. Французская королева любезно пригласила их отправиться в Карфаген на ее корабле.
— Что ни говори, — заметила она мужу, — а леди должны были путешествовать в свите жены моего племянника. Мы не можем отмахнуться от них, тем более что бедняжки выказали настоящее мужество, последовав за супругами в Святую Землю.
Восьмой крестовый поход начался первого июля в году тысяча двести семидесятом, когда флотилия отплыла из Эг-Морта, единственного владения Франции на Средиземном море, отделенного от моря огромными песчаными дюнами и глубокими лагунами. Суда целый день скользили по лабиринту каналов, прежде чем оказались в открытом море.
С каждым днем погода становилась теплее. Ни англичане, ни французы не привыкли к подобной жаре. Лагерь крестоносцев в Карфагене был усеян шатрами. Самый большой, в центре, принадлежал французскому королю. Были тут и больничный шатер, и несколько шатров, предназначенных для готовки. Воды хватало, но не в изобилии, поскольку несколько колодцев за стенами Карфагена оказались отравленными. Вскоре, несмотря на все усилия врачей, началась эпидемия. Пришлось вырыть выгребные ямы для страдавших расслаблением желудка. Они быстро наполнялись, после чего их закидывали землей и выкапывали новые.
Заболел и король Людовик. Человек немолодой, он сильно страдал от жары. Многим тоже нездоровилось. Когда слег и Эдвард де Боло, Ронуин поначалу была в ужасе, но, поразмыслив, решила, что причиной его недуга стала ужасающая грязь в лагере. Прежде всего она потребовала, чтобы их шатер перенесли как можно дальше от скопления людей. Эдвард ужасно ослабел, его несло чернотой, слизью и зеленью.
Бедняга никак не мог поправиться, и Ронуин настояла, чтобы питьевая вода кипятилась вместе с плодами айвы и процеживалась через чистую ткань. Она знала — лучшего средства, чем айва, не существует, и кормила мужа мякотью вареных фруктов, смешанной со сладкими финиками. В шатре царила безукоризненная чистота. Ночной горшок промывался уксусом и кипящей водой после каждого употребления.
Ронуин порекомендовала этот способ французской королеве, но придворный врач поднял ее на смех, назвал старомодной, и уверил, что, как только вредные гуморы будут удалены из тела монарха, он поправится и крестовый поход продолжится по воле Божьей.
Эдвард де Боло был уверен, что долго не протянет, но лечение постепенно возымело действие. Его взбунтовавшийся живот утихомирился.
— Ты, похоже, колдунья? — подшучивал он над женой.
— Я лишь вспомнила то, чему меня учили в Аббатстве милосердия, — улыбнулась Ронуин, присаживаясь на край походной кровати. Потом она засучила рукава, намочила в тазике морскую губку и принялась обтирать мужа. Сестра-лекарка всегда утверждала, что грязь — источник многих болезней, что бы ни говорили святые отцы о вреде мытья.
— Вода пахнет совсем как ты, — заметил он.
— Я капнула туда немного своего масла, — объяснила Ронуин, проводя губкой по широкой груди мужа. Закончив работу, она накрыла его легкой простыней, вылила воду и снова села рядом.
— Полежи со мной, — попросил он, обнимая жену и гладя по волосам. Он и впрямь чувствовал себя лучше и благодарил Бога за присутствие жены.
Правда, во время болезни он часто думал о Кэтрин и мечтал, чтобы Ронуин больше походила на нее, но сейчас не чувствовал угрызений совести из-за этого. Женщины и должны быть подобны доброй и мягкой Кэтрин. Хорошо еще, что монахини внушили Ронуин, как должна вести себя жена по отношению к мужу. Заботливость и внимание Ронуин позволили Эдварду надеяться, что она постепенно станет похожей на женщину, в которой он нуждался.
Он нежно улыбнулся супруге.
Ронуин услышала, как колотится его сердце, и внезапно ее осенило.
«Я люблю его!»— подумала она. Мысль о том, что она может потерять его, была ей невыносима. Значит, нужно сказать ему правду!
— Эдвард, я люблю тебя, — прошептала Ронуин. — И пусть до сих пор не была самой ласковой из женщин, все равно я люблю тебя. И умру, если нам придется расстаться навсегда.
Слезы градом покатились по щекам, и Ронуин никак не могла их унять.
— О Ронуин, моя милая дикарка, — ответил он, сжимая ее в объятиях, — как долго ждал я этих слов! Ты и представить этого не можешь, ягненочек! Когда я обрету здоровье, мы позаботимся об остальном, но сознание того, что я любим, придает мне сил. Я уверен, при такой заботе скоро встану на ноги. Не плачь, дорогая.
Какое счастье видеть, что Ронуин изменилась! Нужно как можно скорее сделать ей ребенка и отослать домой с наследником во чреве. Она, разумеется, беспрекословно подчинится, поскольку к тому времени поймет, в чем состоит ее супружеский долг.
Довольно улыбнувшись, Эдвард поцеловал ее в губы.
Королю Людовику становилось все хуже. В лагере свирепствовали чума и дизентерия; в довершение ко всему отряды иноверцев то и дело нападали на изнемогавших христиан. Брат короля Карл Анжуйский, король Неаполя и Сицилии, убедивший Людовика, что приезд в Карфаген и обращение эмира в истинную веру помогут снискать расположение папы, теперь поговаривал о перемирии. Но двадцать пятого августа король Людовик IX скончался. Принц Эдуард, прибывший из Англии на несколько дней позже, уже не застал своего дядю в живых. Его тело готовили к длинному путешествию на родину. Карл Анжуйский, к величайшей ярости Эдуарда, уже вел мирные переговоры.
— Ты предал весь христианский мир! — прогремел принц. — Я отказываюсь участвовать в этом подлом деянии! Иерусалим должен быть освобожден от язычников, а ты, трусливый пес, заискиваешь перед нашим врагом! Я больше не желаю тебя видеть! Меня тошнит от тебя, негодяй!
— Но ты свободен в своих действиях, господин мой, — вкрадчиво заметил Карл Анжуйский. — Я же в связи с кончиной моего брата обязан думать о своем королевстве. Оно не так далеко от неверных, как твоя Англия.
Принц Эдуард вышел из королевского шатра и, созвав своих рыцарей, рассказал о случившемся.
— Я еду в Акру и там соберу людей, чтобы отбить Иерусалим у язычников. Вы со мной, господа? Во имя Бога и Англии! — воскликнул он, подняв меч.
— За Бога и Англию! — вторил ему хор голосов.
Принц кивнул и, распустив рыцарей, направился к шатру Эдварда де Боло. Он улыбнулся встретившей его Ронуин:
— Мне сказали, госпожа, что Эдварду с каждым днем становится все лучше благодаря твоей нежной заботе. Если бы моя тетка последовала твоему совету, король Франции и по сей день был бы жив. — Он уселся на единственный стул, пододвинутый Ронуин, и, объяснив ситуацию, добавил, обратившись к де Боло:
— Если чувствуешь себя не в силах продолжать поход, ты волен вернуться домой, с нашей благодарностью и благословением.
— Я останусь, повелитель, — решил Эдвард. — Мы с таким трудом добрались сюда — поворачивать обратно нам не к лицу. Когда вы отправляетесь?