Она снова напряглась.
— О да! — прохрипел он. — О да, любовь моя!
Белое кипящее зелье наполнило Ронуин до краев, и она блаженно вздохнула. Как прав был Эдвард, когда утверждал, что разделенная страсть полнее! И насколько сильнее было бы наслаждение, если бы она любила человека, что лежит сейчас на ее груди, тяжело дыша!
Ронуин рассеянно гладила темную голову, гадая, скоро ли она навеки покинет Синнебар и вернется к Эдварду. Она покажет мужу, что все ее страхи развеялись и она способна отдаваться ему самозабвенно и по собственной воле. Объяснит, что они оба в вечном долгу у халифа Рашида… Но нет, пожалуй, не стоит об этом слишком распространяться.
Ей не терпелось узнать, как продвигается подготовка к побегу, но Баба Гарун молчал. Прошло несколько недель, прежде чем евнух снова позвал ее в свои покои. Ронуин поспешила к нему, не зная, хочет он убить ее или подарить свободу. Но на ее прекрасном лице не было и следа страха.
— Ты посылал за мной? — спросила она с учтивым поклоном.
— Пора настала, — объявил он без предисловий.
Ронуин вопросительно приподняла бровь.
— Сегодня, — тихо добавил евнух. — Твоим служанкам подольют в чай сонного зелья, чтобы лучше спали. Я сам приду за тобой. Кости положат в рваную и грязную абу, которая была на тебе в этот вечер, а вокруг разбросаем волосы.
Этого достаточно, чтобы убедить всех в твоей гибели.
— Но как ты спустишься? — не удержалась Ронуин.
Евнух загадочно улыбнулся:
— Тебе отсюда не видно, но чуть ниже твоего сада есть маленькая дверь. Таких во дворце немало. Они ведут в потайные ходы, через которые можно уйти в случае нападения врага. Не многие знают об их существовании, даже халиф обо всем забыл, но я помню. Я разложу внизу кости и лохмотья, прежде чем вывести тебя на волю. Все, больше никаких вопросов. Если Найлек начнет приставать к тебе, скажи, будто мы решили, что тебе настало время родить. Халиф желает этого, как и госпожа Алия. Передай позже я сам поговорю с ней.
— А если халиф пожелает навестить меня сегодня? — спросила Ронуин.
— Не захочет, — уверенно заявил Баба Гарун.
— Откуда тебе знать? — удивилась она.
Главный евнух усмехнулся:
— Он жаждет отведать прелестей рыжеволосой девственницы из Баскии, которую я купил на невольничьем рынке как раз ради такого случая. Халиф питает особенную слабость к невинным девушкам. Посвящение в искусство любви займет у него всю ночь. Но ты, разумеется, знаешь о глубине его сладострастия, Hyp.
— Верно, — вздохнула Ронуин. И этот человек признавался ей в любви! Первая попавшаяся девственница способна увлечь его!
— Теперь иди, — приказал Баба Гарун. — Я явлюсь за тобой, когда настанет час.
— А мой брат?
— Вместе со своими непотребными спутниками он будет ждать тебя. Кажется, их именуют От и Дьюи, если я правильно запомнил.
— Никакие они не непотребные, — возразила Ронуин. — Это добрейшие люди на земле, Баба Гарун. Они меня воспитывали.
— Примерно это они и объяснили мне на своем омерзительном арабском, — сухо заметил Баба Гарун. — Они любят тебя едва ли не больше, чем я люблю свою госпожу. Это более всего убедило меня, что я правильно сделал, решив помочь тебе сбежать из Синнебара.
Ронуин поймала его большие коричневые руки и поцеловала.
— Спасибо! Спасибо, Баба Гарун!
Пораженный ее искренней благодарностью, он поспешно отстранился.
— Ты знаешь, почему я это сделал, и все же я предал своего господина. Стыд и угрызения совести будут преследовать меня до конца дней. Рашид аль-Ахмет страстно любит тебя, и твоя смерть опечалит его. Не знаю, сумею ли возместить халифу столь огромную потерю, но постараюсь.
— Значит, ты винишь меня за желание покинуть Синнебар? — вскинулась Ронуии.
— Ты все равно ничего с собой не поделаешь, Hyp, ибо в сердце хранишь любовь к первому мужу. Никаким чувствам моего хозяина не преодолеть ее, поэтому тебя ждет свобода.
Итак, все было сказано. Все ясно. Снова поклонившись евнуху, Ронуин вышла из комнаты. Сердце ее сжималось от необъяснимой тоски, но к тоске примешивалось волнение.
Скоро. Скоро! Ничто ее не остановит теперь, когда свобода так близка!
Ронуин присмотрелась к Найлек. Пожилая женщина тихо похрапывала во сне. Ронуин осторожно коснулась щеки Найлек в знак нежного прощания. Найлек была добра и много для нее сделала.
— Только не заставляй ее нянчить детей, — попросила она Баба Гаруна. — Найлек ненавидит это занятие.
— Я отдам ее любимице принца Мохаммеда, — пообещал он. — Это милая девушка, но нуждается в надлежащем воспитании и наставлениях. Думаю, Найлек способна творить чудеса. А теперь пойдем. Времени у нас немного, госпожа Hyp.
Свидетельства твоей гибели уже на месте. Жаль, конечно, что пришлось остричь твои волосы, но они отрастут.
С этими словами он быстро повел ее по темным коридорам дворца. К удивлению Ронуин, они не встретили ни одной живой души, даже стражников.
— А сэр Фулк? — вспомнила Ронуин.
— Он расскажет всем, что за жизнь ты тут вела, — заметил главный евнух.
— Но мне совесть не позволяет оставить его здесь. Кроме того, я сама все расскажу мужу, — возразила Ронуин.
— Он либо не поверит тебе, либо бросит. Но, зная твое доброе сердце, я велел привести рыцаря. Он ждет тебя вместе с братом и его людьми.
— Каким образом мы покинем Синнебар?
— Я уже говорил — присоединитесь к каравану, который направляется на побережье. Через неделю будете в Карфагене. Оттуда добирайтесь как хотите, но думаю, вы прекрасно справитесь, — проворчал Баба Гарун и, неожиданно остановившись, стал считать изразцы на стене.
— Нашел. Ход прямой, без ответвлений, так что не заблудимся. И длиной всего в несколько локтей. Пойдем, я освещу твой путь.
Он нырнул в темный лаз, и Ронуин последовала за ним, испуганно оглянувшись, когда дверь со скрипом захлопнулась за ними. Но уже через минуту-другую впереди мягко засиял голубоватый свет. Ронуин увидела несколько фигур впереди, нерешительно остановилась, и тут услышала голос Глинна:
— Скорее, Ронуин!
— Еще раз спасибо, — шепнула она главному евнуху и поспешила на волю.
— Да пребудет с тобой Аллах, — раздалось у нее, за спиной, и вторая дверь закрылась.
— Ну же, быстрее! — торопил Глинн, беря ее за руку.
— Где мы? — спросила она.
— В переулке, за стенами дворца. Помолчи пока, сестра, чтобы стража не всполошилась.