Подняв ноги Люсинды, он встал на колени и принялся медленно и глубоко входить в ее ножны. Люсинда застонала, но не от боли, а от чистого, незамутненного наслаждения. Он так же медленно отстранился и снова с силой ворвался в мягкий влажный жар ее тела.
— О да, скорее, скорее, — лихорадочно бормотала Люсинда. Его плоть пульсировала от возбуждения.
— Сука, — прохрипел он ей на ухо, — тебе и этого мало?
— Еще чуть-чуть, Повелитель, и я достигну пика, — выдохнула она. — Вот… вот…
Ее тело содрогнулось в сокрушительной разрядке. Только тогда Повелитель дал себе волю. Но оказалось, что его любовный напиток льется без конца, исторгаясь упругими, резкими толчками, сотрясавшими все его существо.
— Дорогая леди Люсинда, — вымолвил он, наконец придя в себя, — не знаю, когда в последний раз совокуплялся с таким восторгом. Вы поистине великолепны, сокровище мое.
Откатившись, он лег на спину и подложил руки под голову. Люсинда наклонилась над ним и прошептала:
— Отошлите Джона. Нам нужно поговорить, милорд.
— Не думаю, что вы так же сильны в разговорах, как в постельных забавах, — отмахнулся он.
Люсинда рассмеялась:
— Почему это мужчины вечно предпочитают думать не мозгами, а тем, что у них между ног? Отошлите Джона. Пожалуйста.
— Джон, ты и парни свободны на эту ночь, — обратился Повелитель к лакею. — Я позову тебя утром.
Джон поднялся и с вежливым поклоном удалился.
— Итак? — спросил Повелитель, когда дверь за слугой закрылась. — О чем вы хотели потолковать, миледи?
— О мести, сэр, сладостной мести. Вы в отличие от тех троих не производите впечатления глупца, и я уже успела увериться, что передо мной человек благородного происхождения. Вы наверняка поняли, что меня нельзя поставить на колени и заставить ходить на задних лапках, как дрессированную собачонку.
Повелитель ничего не ответил, поэтому Люсинде пришлось продолжать:
— Ни при каких обстоятельствах я не выйду замуж за одного из тех джентльменов, которые считают, что оказали мне великую честь, предложив руку и сердце. Я не люблю никого. Умирая, мой муж советовал мне на этот раз выходить замуж только по любви.
— Значит, в первом браке любви не было? — полюбопытствовал Повелитель.
— К сожалению, — вздохнула Люсинда.
— Следовательно, вы вышли за него из-за денег?
— Нет, вовсе нет. Деньги тут ни при чем. И Роберт… Люсинда осеклась.
— Так в чем же причина? — продолжал допытываться он.
— Мой ныне покойный отец, лорд Уорт, владелец Уортингтон-Мэнор в Вустере, когда-то слыл человеком состоятельным, но не слишком богатым. И женился он по любви. Мама принесла ему небольшое, но достаточное приданое. У них родилось семеро детей, и, разумеется, каждого нужно было обеспечить и вывести в люди. Первыми были Уильям.
Джордж. Их пришлось обучать в Итоне и Оксфорде. Джордж, как вам известно, выбрал церковную карьеру, но Уильям всегда любил играть в солдатиков, поэтому папа устроил его в полк королевских драгун. Папа всегда говаривал, что с мальчиками куда легче, а вот когда дошло до девочек, ему пришлось нелегко.
— А что случилось с вашими родителями?
— Мама умерла, когда мне было двенадцать лет, папа — вскоре после того, как я стала женой Роберта Харрингтона, — объяснила Люсинда. — Оказалось, что найти мужа и приданое для каждой обходится куда дороже, чем предполагал отец. Всех старших сестер вывозили в Лондон, и там они становились бесспорными королевами сезона. Первая подцепила герцога, вторая —маркиза, а третья — графа. Только когда настала очередь Джулии, папа понял, что попал в затруднительное положение.
Мои сестры всегда останавливались в доме папиной тети, леди Дунстан. Она обожала вводить девочек в общество, но после того, как Джулии сшили гардероб и купили все необходимые безделушки, папа обнаружил, что оставшихся денег хватает только на более чем скромное приданое, а для меня уже ничего не остается.
Люсинда глубоко вздохнула.
— Именно тогда мой отец пустился во все тяжкие. Взял приданое Джулии и отправился в «Уайте», играть в карты. И даже выиграл сначала. В ту ночь удача сначала была на его стороне, но потом отвернулась. Друзья советовали ему взять выигрыш и уйти, но бедного папу словно заколдовали. Наконец он потерял все и пришел в полное отчаяние. Джулия к тому времени уже встретила лорда Рафферти и безумно влюбилась. И хотя наша двоюродная бабушка леди Дунстан была против бедного Рафферти из-за того, что он ирландец, папа знал, что он скоро попросит руки Джулии. Несмотря на ирландское происхождение, Рафферти был очень богат, и сестра не могла сделать лучшей партии. В том сезоне слишком много знатных и состоятельных наследниц съехалось в Лондон искать мужей, и Джулия вряд ли смогла бы соперничать с ними. Но Рафферти так влюбился, что принял бы даже ничтожное приданое.
Джулия, в отличие от старших сестер, бескорыстна и чистосердечна. Для нее не имеют значения ни титул, ни деньги, не то что для Петиции, Шарлотты и Джорджины. Она влюбилась так же сильно, как и Рафферти, и этого было вполне достаточно для моего отца. Что же ему оставалось делать? И хотя я уверена, что Рафферти вообще не потребовал бы ни пенни, для моего бедного папы было делом чести выдать дочь, как подобает дворянину. Поэтому он и сотворил вещь, абсолютно немыслимую.
— Сплутовал в карты, — догадался Повелитель. Люсинда кивнула.
— Одним ударом он отыграл все, и даже сверх того. И был в полной уверенности, что никто ничего не заметил. В самом деле, все поздравляли его с искусной игрой и отвагой. Редко кто не побоится рискнуть в подобных обстоятельствах. Для этого ему пришлось даже поставить на кон наш дом, потому что не хватало денег. Единственным оправданием служило его отчаянное положение. Он забрал выигрыш, распрощался и свято верил, что все обошлось… до следующего утра. Вернее, до визита Роберта Харрингтона.
— Понимаю… — протянул Повелитель. — Значит, он все заметил?
— Так и было. В тут ночь отец играл именно с ним. Денег у Роберта было больше чем достаточно, и он не задумывался бы публично обличить любого шулера, но ему стало любопытно, почему мой отец, человек безупречной репутации, пошел на обман. Разговор был честным и откровенным. Отец, разумеется, сгорал от стыда не только из-за содеянного, но еще и потому, что теперь его сочтут негодяем. Он рассказал правду, и лорд Харрингтон принял его беду близко к сердцу, а потом сделал отцу совершенно необычное предложение.
Он пообещал хранить молчание, чтобы Джулия могла спокойно выйти за лорда Рафферти, но в обмен потребовал отдать ему в жены последнюю дочь, то есть меня. Вместо того чтобы приехать в Лондон на сезон, я должна была обвенчаться с Робертом Харрингтоном на следующий день после своего семнадцатого дня рождения. Когда все это происходило, мне как раз исполнилось шестнадцать. Отец поклялся сообщить мне об уговоре только за три месяца до свадьбы. Увидеться с лордом Харрингтоном я имела право всего лишь за неделю до того, как пойду к алтарю. Отец, разумеется, тут же согласился. Да разве у него был выбор?