— Я сделала свой выбор. — Она повернулась к Мэтту. — Но я не уверена, что спасла его. Его сильно лихорадит, и я боюсь, что он умрет. — Скай с мольбой посмотрела на Много Когтей. — Ты мне скажешь, что нужно сделать, чтобы сбить жар? Ты мне поможешь?

— Помочь ему убить тебя, ты этого хочешь? Ее глаза сверкнули черным светом в полутемной пещере, зрачки сильно расширились Скай просила о помощи и была непоколебима l своем решении спасти жизнь Риордана, хотя сама не понимала, зачем ей это нужно.

— Ты должна позволить ему умереть, — спокойно сказал Много Когтей.

— Это твое последнее слово, дядя?

— Я просто боюсь за твою жизнь уже в течение многих лет. Сейчас ты подпустила смерть даже не к своей двери, а к своей постели. Зачем?

Скай тронула забота старика. Она провела ладонью по его щеке:

— Я очень ценю то, что ты беспокоился и переживал за меня все эти годы, но что-то подсказывает мне, что сейчас я должна спасти этого человека. Ты поможешь мне? Ты же знаешь, как спасти ему жизнь.

— Я также знаю, как отнять ее у него. Девушка сдержалась:

— Да, но, пожалуйста, не делай этого. Много Когтей прищурился и внимательно посмотрел на нее.

— Этот человек… почему ты так о нем заботишься? Откуда ты знаешь, что он не причинит тебе вреда? Почему так переживаешь за него? Почему хочешь помочь ему?

Скай повернулась спиной к Много Когтей и начала бережно смачивать горячее тело Мэтта холодной водой. Эти вопросы волновали и ее саму.

— Я не знаю… — Она прикоснулась рукой к разгоряченному лицу раненого. — Но я не могу позволить ему умереть.

Много Когтей покачал головой.

— Мне очень жаль, Скай, но я не буду вызывать Великую Тайну и просить ее о помощи в таком деле. Даже если бы я и захотел помочь ему, моих знании не хватило бы; у меня с собой мало лекарств. Все, что я взял, лежит здесь.

Он указал на сумку, висевшую у него на шее на кожаном ремешке.

Скай знала, что в сумке хранились разные мелочи — предметы, которые ничего не значили для непосвященного человека, но становились огромной силой в руках шамана. Однако девушка не знала, что именно лежало в сумке у Много Когтей. Никто, кроме него, не видел этого. Там могло быть все, что угодно: от зубов какого-нибудь животного до когтей медведя, шерсти, кусочка кожи, особенного камня, даже листьев редких растений. Да, это был его амулет, но он не мог вылечить.

Скай уже несколько раз видела этот ритуал. Много Когтей раскрашивал свое лицо и тело, обвешивал себя различными предметами, которые, как он считал, придавали ему силу, и всегда надевал на голову разрисованный череп бизона. Потом несколько дней пел и танцевал, вызывая Великую Тайну, чтобы получить от нес божественную помощь.

Много Когтей направился к двери.

— Я ухожу.

— Да, иди! — сказала девушка, гордо поднимая голову. — Ты прав. Твоих знаний недостаточно, чтобы спасти жизнь Светловолосого. Я буду лечить его, как это делают белые люди. Я делала так, и пока он все еще жив.

Много Когтей остановился у узкого выхода из пещеры. Скай заметила, как он нервно передернул плечами, и радостно улыбнулась тому, что ей удалось нащупать слабое место шамана — его честолюбие. Много Когтей признавал методы, которыми белые люди лечили больных:

он считал, что в них было что-то от злого духа.

Он обернулся и пристально посмотрел на нее.

— Методы белых людей! И как же ты их применяла?

— Я вытащила пулю, — сказала она очень твердо. — Ты бы на это не решился.

— Ты глупая женщина, ты думаешь, что его можно вылечить просто ножом. Ты не можешь вылечить заразу, которая бродит по всему его телу, тебе нужна сила Великой Тайны, чтобы изгнать се.

— Но только лекарь может попросить ее о столь важном деле, — возразила Скай.

Много Когтей подошел к ней поближе. Девушка сделала вид, что не замечает его.

— Если ты действительно решилась сделать это, — сказал он, — я тебе помогу. Но помни:

сейчас он слаб и будет благодарен тебе за то, что ты спасла его. Но потом, когда он поправится, ты можешь пожалеть о своем поступке.

Тропы Смерти уж не видно

Что принес ты мне О Дух Ветра?

5

Мэтта разбудило однообразное, монотонное пенис. Оно лилось издалека, постепенно становясь громче, окружая и завораживая, проникая в глубину его души и отдаваясь эхом, будто он находился в какой-то пещере. На Мэтта обрушилась лавина чувств, он ясно осознавал, что происходит вокруг. Запахи, ощущения, звуки… память — вес это снова вернулось к нему. Он с трудом открыл глаза; казалось, что на веках лежит тяжелый груз, поднять который он не в силах.

В пещере горел костер. На гранитных стенах танцевали трепещущие тени. Во мраке происходило какое-то движение. Что это? Птица или человек? Непонятно. Тень то поднималась, то замирала, передвигаясь среди танцующих бликов.

Мэтт медленно повернул голову к костру, треск которого раздавался в середине комнаты. Тень, которую он видел на стене, принадлежала человеку, исполняющему странный танец. Он был почти раздет, а его лицо разрисовано яркими красками. К плечам были привязаны большие куски кожи с бахромой по краям, и время от времени этот человек взмахивал ими, словно крыльями. Его ноги двигались в такт его странной песне, сопровождавшейся позвякиванием ожерелья из когтей медведя у него на шее. На плечи его спадали подернутые сединой черные волосы. Отдельные пряди волос переплетались с клоками шерсти, перевязывались на концах кусочками кожи и были украшены разноцветными перьями орла. К его волосам было привязано еще что-то, похожее на желтоватую кожу ласки.

Мэтт смутно помнил, что в недавних бредовых снах он видел лицо женщины, а не мужчины. Это она помогла ему сесть на лошадь, а не этот странный человек в ритуальном костюме.

Риордан отвернулся от индейца, потеряв всякий интерес к этому необычному действу. Что-то подсказывало Мэтту, что этот человек с разрисованным лицом был шаманом и выполнял магический ритуал спасения его жизни.

Трудно было что-либо разглядеть в этой полутьме, но Мэтт догадался, что находится в пещере. За костром, в темном углу, были свалены какие-то предметы. Мэтт никак не мог разобрать, что именно там лежит: какие-то корзины, куски кожи, которые часто используют индейцы. Но мрак не давал ему разглядеть, что же находилось в корзинах. Руками он прощупал под собой мягкий мех — он лежал на удобном тюфяке, сделанном из соломы и покрытом гладкими шкурами.

Мэтт не мог вспомнить, как попал сюда. Он помнил лишь нежное прикосновение холодных рук женщины к своему пылающему телу при трепещущем свете костра и то, как он кричал от боли. Может быть, он чувствовал эту обжигающую боль раньше? Почему в его памяти всплывает образ женщины, которую он никогда не видел?