— Прекрасно, — пробормотала она, и он улыбнулся в ответ.
— Слезы прошли, госпожа?
— Да, — ответила она, закрывая глаза и притворяясь спящей. Удовлетворенно кивнув, евнух удалился, дав несколько инструкций Заде:
— Пусть спит не менее шести часов, а потом я принесу ей поесть. В одиннадцать вечера к ней присоединится господин. Поняла?
— Господин Кедар посетит ее сегодня ночью? Правда? — Глаза Зады округлились от радости, и на губах появилась торжествующая улыбка.
— Женщина, я сказал! — рявкнул евнух. — Я никогда не говорю того, чего не знаю, запомни хорошенько на будущее. Если ты хочешь вместе со мной подготовить триумф госпожи Муны над остальными женщинами гарема, ты должна беспрекословно исполнять мои приказы, ни о чем не спрашивая. Я служу в гареме господина Кедара уже семь лет и знаю все, что нужно, и даже больше.
— Коли ты такой умный, — огрызнулась Зада, — что ж ты не преуспел раньше с другой женщиной?
— Два года назад мне это почти удалось, но этой неблагодарной твари удалось обмануть меня, и ее поймали с одним из охранников господина Кедара. Меня бы тоже уничтожили, и только благодаря вмешательству Дагана я избежал смерти. Но Даган убедил господина Кедара, что я ни при чем, и тот пощадил меня. С тех пор меня использовали в гареме на общих работах, но сегодня Даган еще раз дал мне личное поручение — госпожу Муну. Я хочу преуспеть вместе с ней, и если ты. Зада, будешь следовать моим приказам, ты тоже займешь почтенное место личной служанки единственной жены нашего господина Кедара. Разве тебе этого не хочется?
Зада кивнула, преисполнившись теперь уважения к евнуху, но ее любопытство еще не вполне удовлетворилось:
— А почему Даган так о тебе заботится? Почему он продвигает тебя?
— Даган — мой брат, — ответил Минда и осторожно прокрался вон из комнаты.
Но Скай слышала все это, и последние его слова окончательно расстроили ее. Значит, именно Минда был личным евнухом той несчастной китаянки, которую Кедар приказал забить до смерти. Теперь, когда ему дали второй шанс, укрыться от него будет практически невозможно, а как иначе установить контакт с ее любимым Найлом? Скай уткнулась лицом в подушку и тихо заплакала. «Найл! — беззвучно рыдала она. — Мой любимый муж, где ты? Найл!»И она провалилась в тревожный сон, в котором ее мучили безликие и пугающие образы, поднимающиеся из глубины ее подсознания.
А в это время Найлу пришлось сражаться с кошмарами иного рода.
Если бы Скай увидела сейчас своего мужа, она была бы потрясена тем, как он выглядел. Он был на двадцать сантиметров выше Скай. Каторжный труд на галерах закалил его стройное тело, под гладкой кожей перекатывались мощные мускулы. Но при этом он оставался слишком тощим.
Нагой, он был распростерт на широком ложе, его руки и ноги были скованы, чтобы предупредить попытки к бегству. Черные волосы отросли, а серебристые глаза потускнели, приняв серый, оловянный цвет. Старуха уже напоила его пряным напитком, который всегда давали ему перед встречами с Турхан. Сначала он отказывался пить его, выплевывая, когда его насильно вливали в рот. Его не наказали, но в следующий раз вместо сосуда была использована овечья кишка, которую просунули по пищеводу вплоть до желудка, а потом влили жидкость. В третий раз ему предложили обычную чашу, но старухи стояли по сторонам, готовые применить в случае надобности кишку. Найлу пришлось выпить возбуждающий напиток, так как он понимал, что в случае неповиновения они снова применят кишку.
Он уже начинал ощущать характерную эйфорию, возникающую сразу после того, как жидкость попадала в желудок, и с отвращением чувствовал, как его беспокойство проходит, а дыхание замедляется и становится глубже. Похоже, непонятным ему способом они лишали его контроля над собой каждый раз, когда давали ему напиток. И когда его воля ослабла, он вдруг капризно потребовал у старухи:
— Раби, где мои сладости? Старуха радостно закудахтала:
— Ах, сластена, сластена, ты так любишь конфеты, Ашур! Ну, открой ротик, и я скормлю тебе их. Тебе понравится, это твои любимые — ванильные.
Найл послушно открыл рот, и Раби накормила его конфетами. Блестящие желейные кубики завораживали его — они были такими вкусными, так приятно отдавали ванилью. В Ирландии не было ничего подобного. Ирландия! О Боже, доживет ли он до дня, когда снова увидит ее? Он должен выжить! Именно поэтому он так послушно принимал напиток и конфеты, которые давали ему каждый раз, когда принцесса Турхан желала видеть его в своей постели.
Сначала он боролся с ней как безумный, и евнухам даже приходилось сажать его на цепь в саду, как животное, пока он немного не образумился. Конечно, ему повезло, что его освободили с турецкой галеры, к которой он был прикован с тех самых пор, как очнулся после нападения Дарры. На ней он совсем утратил чувство времени, как это бывает с каждым гребцом, прикованным к скамье. Но когда он узнал, что его продали как животное, чтобы услаждать восточную принцессу, он чуть не сошел с ума. Он пытался объяснить Турхан, прекрасно говорившей по-французски, что на родине он был аристократом, что он готов уплатить ей любой выкуп, что у него есть красавица жена и двое детей, к которым он мечтает вернуться, что он — лорд.
— Я буду звать тебя Ашур. Ты знаешь, что значит это имя, мой гигант? Оно значит — боевой, и ты, — она медленно провела своей ручкой по его узловатым мышцам, — действительно выглядишь как суровый воин.
Он решил, что она просто не поняла его, и принялся объяснять снова. Турхан нетерпеливо помахала рукой:
— Я уже выслушала тебя, Ашур, теперь ты выслушай меня. Я не занимаюсь торговлей заложниками. Я богатая женщина, коллекционер, любитель прекрасного — а ты просто прекрасная вещь. Таких прекрасных голубых глаз я еще не видела, мой гигант. Наверное, ты хороший любовник, но я научу тебя многому, обещаю тебе!
— Никогда! — выдохнул он.
Турхан рассмеялась глубоким бархатистым смехом, смехом уверенной в себе женщины.
— Знаешь ли ты, кому говоришь «никогда», Ашур? Наверное, не знаешь, иначе не был бы так дерзок. Поэтому прощаю тебе проступок. Знай же, что я — дочь султана Селима Второго, правителя Оттоманской империи и защитника истинной веры, сюзерена этого города.
— Плевал я на твоего отца, — заорал Найл, — я не буду твоим кобелем, женщина! Я ирландец, а не породистый жеребец!
Ее глаза сузились от гнева:
— Кем бы ты ни был, мой прекрасный Ашур, ты перестал им быть. Прошлое исчезло. У тебя есть только настоящее, и ты в нем — Ашур, раб в гареме принцессы Турхан. Твое назначение — ублажать меня, твою хозяйку, и ты, Ашур, будешь ублажать меня, обещаю тебе. Ты будешь услаждать меня.
И Найла мало успокаивало то, что до сих пор он не принес ей особого удовольствия. Он не мог отрицать, что она прекрасна, с точки зрения любого мужчины: среднего роста, не выше 165 сантиметров, но казалась выше, благодаря благородной осанке и длинным стройным рукам и ногам, с овальным лицом, с аристократическим носом, полными чувственными губами и густыми черными ресницами, которые прикрывали миндалевидные янтарные глаза львицы. Она была стройна и походила бы на мальчика, если бы не гордо возвышавшиеся полные груди. Она высоко несла голову с огненно-рыжими волосами, ниспадавшими ей на плечи.