Своенравная наследница | Страница: 57

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Когда Элизабет вошла в комнату, Мейбл поспешила ей навстречу.

— Он устал, но сегодня ему немного получше. Снова может шевелить левой рукой, но правая так и висит без движения.

— Когда он поднимется, вы переедете в свой коттедж, — сказала Элизабет. — Эдмунд служил Фрайарсгейту долго и верно. Ему и тебе пора отдохнуть. Я знаю, что матушка со мной согласится. Сегодня утром я послала гонца с письмом, в котором сообщила о болезни Эдмунда. Но добавила, что возвращаться ей не обязательно. Мы вдвоем станем ухаживать за Эдмундом.

Мейбл кивнула:

— Конечно. Но кто будет следить за домом?

— Сама выберешь себя преемника, но лучше Альберта не найти.

Мейбл снова кивнула.

— В коттедже нужно все вычистить, — сказала она про себя.

— Хорошо, пошлем кого-нибудь, — улыбнулась Элизабет. — А теперь пойдем ужинать. Сейчас пришлю служанку, чтобы посидела с Эдмундом, пока тебя не будет.

Ведя Мейбл под руку, она спустилась вниз. В зале уже собрались все обитатели Фрайарсгейта. Здесь были стражники, слуги и даже бродячий торговец, попросивший приюта на ночь. Элизабет заняла хозяйское место за главным столом.

— Прочтите нам молитву, отец Мата, — попросила она.

— Глаза всех нас обращены к тебе, Господи… — начал священник.

— …ибо ты даешь нам ежедневное пропитание, — хором ответили остальные.

Священник дочитал молитву, закончив ее словами:

— Отцу, Сыну и Святому Духу, аминь.

— Аминь, — отозвались все хором.

Послышался скрип скамей, передвигаемых по каменному полу.

Бэн оказался сидящим справа от Элизабет — это место обычно занимал Эдмунд. Ему было немного не по себе, но окружающие, похоже, не возражали.

— Что ты узнал о стрижке? — спросила она.

— Овцы проворны и очень не любят, когда их заставляют расстаться с шубами, — ухмыльнулся он. — Но ты была права: шерсть великолепна.

Элизабет кивнула и, положив себе рыбы, отломила кусок от каравая. Слуги наливали вино в кубки. Перед ними поставили жирного петуха, начиненного хлебными крошками, луком и шалфеем. Элизабет разорвала птицу надвое и вместе с несколькими ломтиками ветчины положила половину Бэну. Он ничего не сказал, но втайне удивился, что она обращается с ним как с ровней.

Оглядевшись, он понял, что все восприняли это как должное, поэтому поблагодарил хозяйку и принялся за еду. Она добавила несколько ложек горошка и хлеб. Он ел и пил… и вдруг, на кратчайшее мгновение, позволил себе представить, каково это — быть хозяином такого дома и каждый вечер сидеть рядом с Элизабет. Его женой. Но тут же опомнился. Пустые мечты!

— Ты не должна прислуживать мне, — прошептал он, когда она положила ему на тарелку толстые ломти сыра.

— Почему?

— Я не достоин этого места и тебя.

— Разве не я решаю, достоин ты или нет? В конце концов, я — хозяйка Фрайарсгейта. Забудь об этой своей неуместной и, откровенно говоря, страшно раздражающей скромности. Тебе она не идет, и я готова побиться об заклад, что твой отец согласился бы со мной. Я уже говорила, ты станешь моим мужчиной.

— Ты слишком бесстыдна, — тихо сказал он.

— Приходится, если ты не хочешь признаться в том, что у тебя на сердце, — отпарировала она.

— Откуда ты знаешь, что у меня на сердце? Я не откровенничал с вами, леди.

— Твои серые, как грозовое небо, глаза достаточно откровенно говорят все, что мне необходимо знать. При дворе я научилась читать по глазам. Они не скроют правду, даже когда губы говорят совсем иное. Я могла бы влюбиться во Флинна Стюарта, единокровного брата короля Якова, если бы не то, что увидела в его глазах. А твои глаза признаются, что ты хочешь меня. И любишь. Но молчишь. Поэтому я честно признаюсь, что хочу в мужья тебя, Бэн Маккол.

— Не могу, — простонал он. — Ты знаешь, что не могу. Я должен выполнить свой сыновний долг. Всю жизнь тебя окружала любовь, Элизабет. Ты не знаешь, каково мне приходилось в доме отчима! Он ненавидел меня еще до моего рождения. Если бы мать не защищала меня с первого же часа, он оставил бы меня умирать на холме, где она меня родила. На смертном одре она рассказала мне об отце, и сразу же после ее похорон я ушел из дома и отправился к Колину Хею. Он не усомнился в том, что я его сын. Но если бы и отказался признать меня, я бы его понял. Но он принял меня в свой дом. Мачеха воспитывала меня как родного. Увидев меня, она назвала отца распутником и засмеялась. Потом покачала головой, сказала, что всегда хотела иметь много сыновей. Я всем обязан Хеям. Когда-нибудь Джейми унаследует все. А у меня и Гилли будет только то, что выделит отец. Он велел мне заниматься овцами, и я сделаю все, чтобы они приносили доход. Любовь не для меня. И у меня не будет жены.

— Ешь, — спокойно сказала она. — Ты слишком расстроился. В каждом союзе одна сторона сильнее другой. Вижу, что сильной стороной придется быть мне. Как моей сестре Бэнон в ее браке.

Она улыбнулась.

— Если, я позволю себе любить тебя, это разобьет мое сердце, — проговорил Бэн.

— Это ты разобьешь мое, если уедешь и оставишь меня ради своей семьи, — возразила Элизабет. — Но я выбрала тебя. Ты будешь моим первым и единственным мужчиной, Бэн Маккол. Наша судьба — любить друг друга.

Бэн отвернулся и снова принялся за еду. Но еда остыла. Да и аппетит куда-то подевался. Она предлагает ему рай, но он не может принять такой подарок. Как и не может уехать: отец послал его учиться, и ему еще нужно многое узнать о Фрайарсгейте и о том, как выделывается и продается сукно. Правда, Грейхейвен не так велик и не имеет столько овец и пастбищ. Но возможно, все, что он узнает здесь, удастся применить и к меньшему поместью. А может, они сумеют отправлять свою шерсть на судне, принадлежавшем Фрайарсгейту. А потому он не может уехать.

— Ты не доел, — заметила Элизабет.

— Я не голоден, — коротко ответил он.

— Такой, великан, как ты, нуждается в подкреплении, — возразила она и, намазав маслом хлеб, положила сверху несколько ломтиков сыра. — Ешь, не то я сама стану тебя кормить.

Она налила ему вина. Такая забота тронула его.

— Когда-нибудь ты станешь хорошей матерью, — предрек он.

— Знаю. И у нас будут очень красивые дети, Бэн Маккол, — ответила она с ослепительной улыбкой.

— Как я могу полюбить тебя, а потом покинуть? — тихо спросил он.

— Ты сделаешь то, что сочтешь нужным, — спокойно ответила она. — Не думаю, что тебе следует выбирать между твоим отцом и мной. Но если до этого дойдет, я приму любое твое решение. Либо у меня нет выбора.

Только бы не показать, что она сама не верит своим словам!

— Действительно нет, — согласился Бэн.

Он любит ее, несмотря на безнадежность этой любви. А она поощряет его, подталкивая к краху всей жизни. Он и это сознавал. Но их взаимное влечение было слишком сильным — он не мог отказаться от нее.