Трое детей жирной С'данзо с криками катались в пыли, а ее черноглазый муж сидел в тени, закрыв руками глаза и уши. Момент для того, чтобы просить совет старухи, был неподходящим. Толпы народа покидали базар, и Иллира могла спокойно бродить между торговыми рядами, ища Даброу.
— Иллира!
Девушка хотела услышать голос Даброу, но этот тоже оказался знакомым. Она вгляделась в толпу людей, окружавшую виноторговца.
— Каппен Варра?
— Он самый, — ответил один из них, приветливо улыбаясь. — Сегодня твоя дверь перегорожена веревкой, и Даброу не суетился возле горна — иначе я заглянул бы к вам.
— У тебя какой-то вопрос?
— Нет, лучшей жизни нельзя и пожелать. У меня для тебя есть песня.
— Сегодняшний день не располагает к песням. Ты не видел Даброу?
— Нет. Я пришел сюда, чтобы купить вина для приятного ужина, который состоится завтра вечером. Благодаря тебе я знаю, где в Санктуарии до сих пор можно достать хорошее вино.
— Новая любовь?
— Она самая. С каждым днем она распускается все больше и больше. Завтра хозяин дома, жрец, будет занят на торжественной церемонии. Дома будет тихо.
— Дом Молина Факельщика. Хорошо быть в милости у покорителей Илсига.
— Я осторожен. И Молин тоже. Это качество, похоже, утрачено коренными жителями Санктуария — разумеется, исключая С'данзо. Мне очень хорошо в этом даме.
Торговец протянул Варре две свежевымытые бутыли с вином, и, быстро попрощавшись, тот ушел. Торговец видел сегодня Даброу. Он рассказал, что кузнец посещал всех виноторговцев базара и многие таверны за его пределами. Подобные рассказы ждали девушку и в других местах. Иллира вернулась в дом-кузницу уже в сгущающихся сумерках и тумане.
Десять свечей и печь на нефти не могли разогнать темной пустоты комнаты. Плотно закутавшись в шаль, Иллира попробовала вздремнуть до прихода Даброу. Она отгоняла саму мысль о том, что кузнец может не вернуться.
— Ты ждала меня.
При звуках голоса Иллира подскочила. Лишь две свечи оставались зажженными, она понятия не имела, сколько времени проспала, но в комнате двигались тени, а за неотвязанной веревкой стоял мужчина, высокий, как Даброу, но необыкновенно худой.
— Кто вы? Что вам нужно? — Иллира вжалась в спинку кресла.
— Раз ты не узнаешь меня, скажу, что я искал тебя.
Мужчина сделал движение. Свечи и печь зажглись вновь, и Иллира увидела перед собой лицо волшебника Литанде, с голубой звездой во лбу.
— Я ничем не могла задеть вас, — сказала девушка, медленно поднимаясь с кресла.
— А я и не говорил этого. Мне показалось, ты искала меня. Многие из нас сегодня слышали твой зов.
Он протянул три карты, которые перевернула Марилла, и Лик Хаоса.
— Я… я не знала, что мои проблемы могут помешать вам.
— Я размышлял о легенде, связанной с Пятеркой Кораблей, — тебе было достаточно просто затронуть меня. Я решил самолично разузнать все, имеющее отношение к твоему делу.
Вначале эта девушка Марилла обратилась к собственным богам. Они направили ее к тебе, так как для них предпринимать действия, чтобы изменить ее судьбу, значило навлечь гнев Сабеллии и Саванкалы. Ваши судьбы связаны друг с другом. Ты не разрешишь собственных затруднений, если не справишься с проблемами Мариллы.
— Это уже мертвая женщина, Литанде. Если боги Илсига захотят помочь ей, им понадобится вся их сила — а если этого не хватит, то уж я и подавно ничего не смогу сделать.
— Ты заняла не слишком мудрую позицию, Иллира, — улыбнулся волшебник.
— Именно это я видела. С'данзо не берутся изменить предназначенное богами.
— А ты, Иллира, не С'данзо.
Девушка вцепилась в спинку кресла, разгневанная этим напоминанием, но неспособная опровергнуть его.
— Боги переложили на тебя эту ответственность.
— Я не знаю, как изменить судьбу Мариллы, — просто ответила Иллира. — Я понимаю так, что боги должны изменить свое решение.
Литанде рассмеялся.
— Возможно, сделать ничего нельзя, дитя мое. Возможно для освещения храма, который собирается возвести Молин Факельщик, потребуются две жертвы. Но тебе лучше надеяться на то, что судьбу Мариллы можно изменить.
Его смех вызвал холодный сквозняк, свечи замерцали, и волшебник исчез. Иллира молча уставилась на нетронутую веревку.
Пусть Литанде и прочие помогают этой женщине, раз это так важно. Мне нужна только наковальня, и я получу ее независимо от ее судьбы.
Комната наполнилась холодным воздухом. Воображение Иллиры уже начало рисовать ей последствия пробуждения ярости любого из могущественных божеств Санктуария. Девушка отправилась искать Даброу в окутанном туманом базаре.
Его клубы скрывали знакомые ряды и лачуги, ясно видимые днем. Кое-где через щели в дверях виднелись огоньки, но здешний народ рано ложился спать, предоставляя Иллире возможность осматривать сырую ночь в одиночку.
Пройдя к главному входу, девушка увидела дрожащий факел в руке бегущего человека. Сдавленно вскрикнув, человек с факелом упал. Иллира услышала легкие шаги другого, убегающего в туман. Осторожно с опаской Иллира подкралась к упавшему человеку.
Это был не Даброу, а какой-то невысокий мужчина в синей маске ястреба. Сбоку в его шее торчал кинжал. Иллира не испытала жалости по поводу смерти одного из прихвостней Джабала, а лишь облегчение от того, что это не Даброу. Джабал был хуже всех рэнканцев. Возможно, преступления человека в маске в конце концов настигли его самого. Но вероятнее всего, кто-то решил отомстить редко появляющемуся теперь на людях бывшему гладиатору. Каждый человек, связанный с Джабалом, имел больше врагов, чем друзей.
Словно в ответ на ее мысли из тумана появилась новая группа людей. Иллира спряталась среди ящиков и коробок, а пять человек без масок тем временем осматривали мертвеца. Затем, не говоря ни слова, один из них отбросил факел и набросился на еще теплый труп, снова и снова вонзая в него нож. Утолив жажду мести, он отошел: настал черед остальных.
Окровавленный голубой дьявол лежал на расстоянии вытянутой руки от Иллиры. Девушка затаила дыхание и застыла, не отрывая взгляда от обезображенного тела. Наконец она, шатаясь, побрела от этого места, безучастная ко всему, кроме своего неописуемого потрясения. Произошедшее зверство, казалось, явилось бессмысленным заключением отмеченного Ликом Хаоса дня — дня, перевернувшего все ее существование.
Иллира прислонилась к поддерживающему навес столбу, борясь с тошнотой, ведь конфета Хакона была единственной пищей, которую она съела за целый день. Спазмы пустого желудка не принесли облегчения.