– Обещай!
– Да! Все, что хочешь! Только не делай этого. Прошу тебя… Не дразни меня больше! Брай, пошли, лучше посмотрим по телеку «Трансформаторов». Нет!
Не трогай ружье! Не хочешь «Трансформаторов»? Давай тогда смотреть Айвэна Уэпнера! Ты же любишь Айвэна Уэпнера. Всю неделю будем его смотреть. Весь месяц! И я буду с тобой смотреть! Только не пугай меня, Брай! Прошу тебя.
Но Брайан Раск, казалось, не слышал. Взгляд его затуманился, выражение лица стало спокойным, безмятежным.
– Никогда туда не ходи, Шон. Нужные Вещи – это гиблое место. И мистер Гонт – гиблый человек. Знаешь, Шон, он, наверное, вообще не человек. Обещай мне, что никогда не купишь ни одной вещи, которые он продает. Они все отравленные.
– Клянусь! – задыхался Шон. – Клянусь мамой!
– Нет, мамой клясться нельзя. Ее он тоже отравил. Поклянись самим собой, Шон. Поклянись своим собственным именем.
– Клянусь! – кричал маленький мальчик в темном душном гараже и умоляющим жестом протягивал руки к своему старшему брату. – Клянусь своим собственным именем! А теперь прошу тебя, положи ружье на место, Брай…
– Я люблю тебя, малыш. – Брайан бросил мимолетный взгляд на бейсбольную карточку. – Сэнди Куфэкс – сволочь! – произнес он твердо и нажал спусковой крючок большим пальцем ноги.
Страшный, дикий, нечеловеческий крик Шона разорвал тихий полумрак гаража.
33
С легкой улыбкой на губах Лилэнд Гонт стоял у окна своего магазина и смотрел на Мейн Стрит. Звук выстрела, донесшийся со стороны Форд Стрит, был едва различим, но слух у мистера Гонта был превосходный.
Улыбка его стала шире.
Он снял с витрины табличку, на которой было написано о встрече по предварительной договоренности, и заменил ее новой. Эта сообщала:
ЗАКРЫТО ВПЛОТЬ ДО ДОПОЛНИТЕЛЬНОГО ОБЪЯВЛЕНИЯ
– А теперь повеселимся, – сказал Лилэнд Гонт, ни к кому не обращаясь.
– Вот так, господа.
1
Обо всем этом Полли Чалмерс ничего не знала. В то время как Касл Рок пожинал первые плоды трудов Лилэнда Гонта, она находилась в конце шоссе № 3, в имении старого Кеймбера. Отправилась она туда сразу же после разговора с Аланом.
«Разговора? – удивлялась своим мыслям Полли. – Разве можно назвать разговором то, что она выпалила ему по телефону?».
«Нет, – возразила себе Полли, – разговором это назвать нельзя. Но ведь он действовал у меня за спиной, вынюхивал, шпионил! А когда я поставила ему это в вину, стал врать и увиливать. Он все врал! А такое поведение не может не вызвать вспышки гнева у нормального человека». Что-то внутри нее возражало против таких обвинений, и если бы Полли прислушалась, то возражения прозвучали бы гораздо тверже и отчетливее, но она слушать не желала. Никого не желала слушать, а уж тем более какой-то жалкий внутренний голос. И вообще, она больше не собиралась думать о разговоре с Аланом. Ее единственным желанием было закончить свои дела на шоссе № 3 и вернуться домой. А как только это случится, она примет прохладный душ и будет спать часов четырнадцать-шестнадцать подряд.
И все-таки внутреннему голосу удалось ввернуть пару слов.
– Но, Полли… – нерешительно произнес он, -…ты подумала…
Нет, она не подумала. У нее еще будет время подумать, но не сейчас.
Вместе с мыслями рождается боль и обида… Поэтому сейчас она будет думать только о деле, больше ни о чем…
Над имением Кеймбера витала тайна. Поговаривали, что там водятся привидения. Не так давно, несколько лет тому назад, у ворот поместья умерли двое – маленький мальчик и шериф Джордж Баннерман. Неподалеку, у подножья холма, расстались с жизнью еще двое – Гари Первьер и сам Джо Кеймбер. Полли остановила машину поблизости от того места, где однажды имела несчастье припарковать свой «форд пинто» женщина по имени Донна Трентон. Когда Полли выходила из машины, азка качнулась на труди.
С затаенным страхом она оглядела расшатанное полусгнившее крыльцо дома, некрашеные, увитые плющом стены, слепые без стекол глазницы окон.
Кузнечики распевали в траве свои глупые песенки под лучами знойного солнца так же, как в те страшные дни, когда Донна Трентон боролась за свою жизнь и за жизнь своего сына.
«Что я здесь делаю, – подумала Полли. – Что, во имя всего святого, я здесь делаю?».
Но ответ на этот вопрос она знала, и он не имел ничего общего с Аланом Пэнгборном, или Келтоном, или Комитетом по социальному обеспечению детей.
Это маленькое путешествие не имело никакого отношения к любви, оно было связано только с физическими страданиями. Вот и все… но и этого вполне достаточно.
Что-то затаилось в маленькой серебряной безделушке. Что-то живое. И если она не выполнит условия сделки с Лилэндом Гонтом, это живое погибнет.
Полли сомневалась, что будет в состоянии вынести ту страшную всепоглощающую боль, с какой проснулась в воскресенье. Если ей придется эту боль пережить вновь, она покончит с собой.
«И дело тут не в Алане, – думала Полли, направляясь к амбару с болтающимися на петлях воротами и покосившейся крышей. – Он обещал, что пальцем его не тронет».
– А почему, собственно, тебя это так волнует? – прошептал неунимавшийся внутренний голос.
Полли это волновало, так как она не желала вредить Алану. Она злилась на него – да, безусловно – обиделась насмерть, но не собиралась действовать его же методами, поступать с ним так, как он поступил с ней. Но Полли… ты подумала… Нет. Нет!
Она собиралась разыграть Туза Мерилла, и ей было на него наплевать.
Она даже не была с Тузом знакома, только знала понаслышке. Разыграть надо Туза, но…
Но Алан, отправивший в свое время Туза в Шошенк, тоже имел к этому отношение. Так подсказывало ей сердце.
Может ли она отказаться от задуманного? Может ли, если даже пожелает?
Теперь уже вставал вопрос и о Келтоне. Мистер Гонт предупредил, что не ручается за сохранение тайны, за то, что она не станет достоянием всего города… Вернее, он на это намекнул. Она не может допустить, чтобы это случилось.
Разве женщина не имеет права на гордость? Разве не имеет она права хотя бы на такую малость, когда не осталось больше ничего и это единственная монетка, завалявшаяся в кошельке?