Бобби Дагас сказал, о чем речь, Хьюберт (Бобби всегда называл его Хьюбертом), а не Хью – таким идиотским именем. Короче, он сказал, о чем речь, Хьюберт, буду как штык около семи, как обычно.
Поэтому Хью, уверенный, что его подвезут вечером до дому, если он будет слегка не в себе, завалился в Тигр без пяти минут четыре (он бы пришел гораздо раньше, часа на полтора как минимум, но вот черт, Дика Брэдфорда никак не мог найти), и приступил прямо к делу. Так что бы вы думали, пробило семь и никакого Бобби Дагаса! Ах ты, так твою, растактак!
Восемь, девять, полдесятого, и что дальше? А ничего, все то же. Господь свидетель.
Без двадцати десять Генри Бофорт, бармен и хозяин Мудрого Тигра предложил Хью оторвать задницу от стула, сделать так, чтобы от него одно воспоминание осталось, чтобы можно было забыть, как его звали – короче, выкатываться. Хью вскипел. По справедливости надо признать, что он уже и в самом деле был на бровях, но в этот момент все еще играла пластинка с записью недоноска Родни Крауэлла.
– Что я должен делать, по-твоему? – задал он Генри вполне естественный и справедливый вопрос. – Сидеть тут и слушать? Ты обязан снять эту пластинку! Снять и все, к чертовой матери! Этот ублюдок завывает так, как будто у него эпилепсия.
– Я вижу, ты получил тут не все на что рассчитывал, – сказал Генри. Но можешь не сомневаться, больше не получишь. Все остальное доберешь из собственного холодильника.
– А если я скажу нет?! – настаивал Хью.
– Тогда я позову шерифа Пэнгборна, – спокойно пообещал Генри.
Остальные посетители Тигра, а их было немного в этот поздний субботний вечер, следили за перебранкой с огромным интересом. Со Святошей Хью все старались обходиться вежливо, в особенности когда он стоял на бровях, но победить в конкурсе на Самого Популярного Парня Касл Рок он был не смог ни за что на свете.
– Мне бы не хотелось, – продолжал Генри. – Но придется. Я уже сыт по горло тем, как ты колотишь мои пластинки.
Хью хотел было сказать, тогда мне придется поколотить тебя самого, ты, лягушачий ублюдок. Но тут он подумал о том, как жирная скотина Китон сунет ему уведомление об увольнении за драку в местной пивной. Спору нет, если его и в самом деле уволят, уведомление придет по почте, так всегда бывает (свиньи вроде Китона ни за что не рискнут запачкать свои руки или потерять зуб в личном поединке), но мысль об этом тут же утихомирила Хью. Кроме того, у него дома и в самом деле хранилась дюжина банок в холодильнике и еще дюжина в кладовке.
– Ладно, – сказал он. – Разойдемся с миром. Давай ключи.
Он отдал их Генри на случай необходимости.
– Не дам, – сказал Генри, вытирая руки о край полотенца и глядя на Хью в упор.
– Не дашь? Какого дьявола это значит – не дам?
– Это значит, что ты слишком пьян, чтобы садиться за руль. Я это понимаю теперь, а ты поймешь, когда проснешься завтра утром.
– Слушай, – терпеливо сказал Хью. – Когда я отдавал тебе эти чертовы ключи, я думал, меня подвезут домой. Бобби Дагас обещал зайти на пару кружек. Не моя вина, что чувак меня на понт взял.
Генри вздохнул.
– Я тебе сочувствую, но ничего не могу поделать. Меня потянут в суд, если ты кого-нибудь задавишь. Вряд ли это волнует тебя, зато мне не все равно. Мне нужно обезопасить свою задницу. парень. В этом мире никто больше ей помочь не сможет.
Хью почувствовал, как обида, жалость к себе, несчастному, и отчаяние начинают сочиться из него, словно смрадная жидкость из давно забытой канистры с токсическими отходами. Он переводил взгляд с ключей, висевших позади стойки бара рядом с табличкой, гласившей: ЕСЛИ ВАМ НЕ ПО ДУШЕ НАШ ГОРОД, ВЗГЛЯНИТЕ НА РАСПИСАНИЕ ПОЕЗДОВ, на Генри и обратно. Он с удивлением и страхом понял, что вот-вот ударится в слезы.
Генри посмотрел поверх его головы на остальных клиентов, пребывающих все в том же выжидательном созерцании.
– Эй, вы, кто-нибудь едет по Касл Хилл?
Мужчины опустили глаза к столам и промолчали. Один или двое лишь похрустели суставами пальцев. Чарли Фортин нарочито замедленным шагом направился к мужскому туалету. Никто не вымолвил ни слова.
– Вот видишь, – сказал Хью. – Придется тебе отдавать мои ключи.
Генри решительно покачал головой.
– Если ты хочешь еще хоть раз зайти сюда и выпить пива, отправляйся на своих двоих.
– Ну что ж, так и быть.
Он говорил тоном обиженного ребенка, готового разрыдаться; он направился к выходу, опустив голову и стиснув кулаки; он ожидал, что кто-нибудь рассмеется; он даже надеялся на это; тогда бы он разнес эту забегаловку в пух и прах, пусть бы при этом работа отправилась к чертям собачьим. Но стояла полная тишина, если не считать бессвязного бормотания Рибы Макинтайра насчет Алабамы или чего вроде этого, в общем какого-то вздора.
– Можешь завтра забрать ключи, – крикнул Генри. Хью промолчал, поскольку в этот момент собирал все силы, чтобы не засандалить по пути своим тяжелым желтым рабочим башмаком по паршивой музыкальной машине, столь любезной сердцу Генри Бофорта. Справившись с этой задачей и так и не подняв головы, он вышел в ночь.
6
Морось постепенно перешла в дождь, и Хью догадывался, что к тому времени, когда он доберется до дому, может разразиться ливень. Ему всегда не везет. Он шел теперь достаточно прямо, не качался как раньше, видимо, свежий воздух помог проветриться, и беспокойно глазел по сторонам. В голове у него была сумятица, и он надеялся, что хоть одна живая душа подойдет и даст повод разрядиться. Сегодня сгодился бы любой повод, даже самый ничтожный. Он с сожалением вспомнил мальчонку, которого отпустил безнаказанным вчера днем. Сегодня уж он бы размазал его по мостовой. И не был бы виноват. В его времена сопляки смотрели, куда шли.
Он прошел мимо пустыря, на котором раньше красовался Центр Изобилия до того, как сгорел, потом мимо Шейте Сами, мимо скобяной лавки… и вот подошел к Нужным Вещам. Взглянул походя на витрину, посмотрел вперед но Мейн Стрит, мысленно прикинул, что вполне еще может успеть до того, как польет по настоящему… и вдруг замер как вкопанный.
Ноги пронесли его к этому времени мимо Нужных Вещей, и пришлось возвращаться. Над витриной горела всего одна лампочка, мягко освещая три предмета, ночующие там. Свет пролился и на лицо Хью и чудесным образом преобразил его. Он стал похож на маленького уставшего мальчика, пересидевшего свое время ложиться в кровать и неожиданно увидевшего то, что он хотел бы получить в качестве рождественского подарка, то, что он должен был получить, так как ничто другое на всей цветущей земле не могло бы этого заменить. По бокам стояли узкие, высокие, похожие на флейты бокалы цветного стекла (те самые, которые так дороги были сердцу Нетти Кобб, но Хью этого не знал, а если бы даже и знал, то ему было бы тридцать раз наплевать), а между ними…