– А твоего билетика там не было? – поддразнила Полли.
– Не знаю. Никогда туда не заходил.
– Ну что ж, у меня такое впечатление, что мистер Гонт припас и мой билет.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Нетти принесла мою коробку из-под пирога, а туда была вложена записка. От мистера Гонта. – Она придвинула к нему поближе лежавшую на столе сумочку. – Посмотри сам. Я, к сожалению, сегодня не в состоянии расстегивать замки.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
– Плохо, Полли?
– Плохо, – откровенно созналась она. – Бывало и хуже, но, честно сказать, не намного. Всю неделю плохо, с тех пор, как погода изменилась.
– Ты пойдешь на прием к доктору Ван Аллену?
Она вздохнула.
– Пока нет. Ожидаю передышки. Каждый раз, когда случаются такие приступы, облегчение наступает как только начинаешь опасаться что вот-вот свихнешься от боли. Во всяком случае так было всегда. Но я думаю, придет день, и случится так, что ожидаемого облегчения не наступит. Если к понедельнику этого не произойдет, я пойду на прием. Но ведь он может всего лишь рецепт выписать. И все равно пойду, не дура же я, чтобы не испробовать все возможности.
– Но…
– Хватит, – мягко перебила Полли. – Хватит на сегодня, ладно?
– Ладно, – не слишком охотно согласился Алан. – Взгляни на записку.
Она очень любезная, и я бы даже сказала… интеллигентная.
Алан расстегнул замок сумочки и сразу увидел конверт, лежавший поверх чековой книжки. Он взял его в руки и ощутил шелковистость сметанно-белой бумаги. Наискосок было написано почерком настолько старомодным, что, казалось, им могли писать только старинные дневники – Миссис Полли Чалмерс.
– Такой почерк, – искренне веселилась Полли, – называется каллиграфией, и ему закончили обучать, я думаю, сразу после завершения ледникового периода.
Он достал из конверта канцелярский бланк. Наверху было отпечатано
НУЖНЫЕ ВЕЩИ
Касл Рок, штат Мэн
Лилэнд Гонт, владелец
Почерк, которым была написана записка уже не казался столь витиеватым, как на конверте, но все же и от почерка и от стиля самого изложения приятно веяло стариной.
«Дорогая Полли, Еще раз позвольте поблагодарить вас за великолепный пирог. Именно такой я люблю больше всего, и он оказался прекрасен. А также примите мою искреннюю благодарность за безграничную доброту ко мне и неоценимую моральную поддержку – вы наверняка поняли, в каком беспокойстве я пребывал в день открытия и в преддверии премьеры.
Имеется у меня один предмет, хоть еще и не доставленный, но в пути, переправляется вместе с другим товаром, который, надеюсь, мог бы вас заинтересовать. Не хочу говорить большего; вам лучше увидеть своими глазами. Это, безусловно, всего лишь пустячок, но я подумал о нем сразу, как только вы ушли, а за долгие годы я редко ошибался в подобных вещах.
Ожидаю товар прибытием не позднее пятницы или субботы. Не откажите в любезности, загляните во второй половине дня в воскресенье. Я весь день буду на месте – предстоит составить каталог – и надеюсь вас увидеть.
Повторяю, объяснить в подробностях не имеет смысла, вещица либо скажет сама за себя, либо промолчит. В последнем случае я хотя бы не останусь перед вами в долгу, угостив чашкой чая.
Наденусь, Нетти довольна своим новым абажуром. Она чрезвычайно приятная женщина, как мне показалось, и я рад, если смог доставить ей удовольствие, Искренне Ваш, Лилэнд Гонт».
– Чудеса! – воскликнул Алан, вкладывая записку обратно в конверт, а конверт в сумку. – Собираешься отправиться на место и провести экспертизу, как говорится на нашем полицейском языке?
– С таким предисловием и после того, как я видела абажур Нетти отказаться невозможно. Да, думаю, зайду… если, конечно, рукам не станет хуже. А ты не хочешь пойти, Алан? Может быть, у него и для тебя что-нибудь найдется.
– Может быть. Но скорее всего придется заняться Патриотами. Кажется, они настроены всерьез.
– У тебя усталый вид. Алан. Под глазами синяки.
– Такой день выдался. Началось с того, что пришлось с самого утра разнимать городского голову и одного из моих служащих, чтобы они не убили друг друга в укромном местечке.
Полли подалась вперед и с беспокойством спросила:
– Что случилось?
Он рассказал ей о стычке между Китоном и Норрисом Риджвиком и о странном слове, которое все время повторял Китон – преследование. Когда он закончил, Полли долго молчала.
– Ну? – не выдержал он в конце концов. – Что ты об этом думаешь?
– Я думаю, что пройдет еще немало лет, прежде чем ты будешь знать о Касл Рок все то, что должен знать. То же самое касается и меня. Я слишком долго отсутствовала и не рассказываю никому о своей «маленькой проблеме», так что, думаю, многие в городе мне не доверяют. Но ты собираешь сведения.
Алан, и запоминаешь их. Знаешь, что я чувствовала, когда вернулась в Касл Рок?
Он отрицательно покачал головой, не спуская с нее внимательного взгляда. Полли не из тех женщин, кто начнет с бухты-барахты копаться в прошлом, даже наедине с ним.
– Это было все равно, что снова начать смотреть с середины одну из мыльных опер, когда уже много серий пропущено. И людей, и их проблемы ты узнаешь сразу, так как по сути дела ничего не изменилось. Вернуться к просмотру такого сериала, все равно что влезть в старые, давно забытые, но все же очень удобные тапочки.
– О чем ты, я не совсем понимаю.
– О том, что в этом городе идет несколько мыльных опер, которых ты не смотрел с самого начала. Знаешь ли, например, что дядя Дэнфорта Китона лечился в Джунипер Хилл в одно время с Нетти Кобб?
– Нет, не знаю.
Она кивнула.
– Ему было лет сорок, когда у него стали появляться психические расстройства. Моя мама говорила, что Билл Китон шизофреник. Не знаю, так это или мама просто употребляла слово, которое часто слышала по телевизору, но факт остается фактом – Билл Китон был явно не в себе. Я помню, как он хватал людей на улице за грудки и начинал талдычить им о какой-то мучившей его проблеме – о национальном долге или о том, что Джон Кеннеди коммунист, или еще о чем-нибудь того же свойства. Я тогда была еще ребенком, но помню, что меня все это очень пугало.