Гектор божественный в двери вошел. В руке многомощной
Пику в одиннадцать нес он локтей, и сияло пред нею
Медное жало ее и кольцо вкруг него золотое.
Брата нашел в почивальне в заботах о пышном оружьи;
Гнутые луки, и латы, и щит он испытывал, праздный.
Там же сидела Елена аргивская в круге домашних
Жен-рукодельниц и славные им назначала работы.
Стал его Гектор корить оскорбительной, жесткою речью:
«Гневом безумным прилично ль, несчастный, питать себе душу?
Гибнут народы в бою под стенами высокими Трои.
Ради тебя ведь и шум боевой, и кровавая сеча
Вкруг Илиона пылают. И сам ты бранил бы другого,
Если б увидел его покидающим грозную битву.
Встань же, покамест огнем погубительным город не вспыхнул!»
Брату немедленно так отвечал Александр боговидный:
«Гектор, меня ты бранишь не напрасно, за дело бранишь ты.
Вот почему я отвечу. А выслушав, сам ты рассудишь.
Дома сидел я не столько из гнева на граждан троянских
Иль из желания мести. Хотел я печали предаться.
Нынче же ласковой речью меня убедила супруга
Выступить в бой. Мне теперь самому показалось, что лучше
Было, пожалуй бы, так. Переменчива к людям победа.
Так подожди, я сейчас боевые доспехи надену,
Или иди, я же следом пойду, нагоню тебя мигом!»
Так он сказал. Не ответил ему шлемоблещущий Гектор.
С ласковым к Гектору словом тогда обратилась Елена:
«Деверь бесстыдной жены, отвратительной, гнусной собаки!
Если бы в самый тот день, как на свет меня мать породила,
Вихрь свирепый меня подхватил и унес бы далеко
На гору или низвергнул в кипящие волны морские, —
Волны б меня поглотили, и дел бы таких не свершилось.
Раз же такую беду мне уже предназначили боги,
Пусть хоть послали бы мне благороднее сердцем супруга,
Мужа, который бы чувствовал стыд и укоры людские!
Он же как был легкомыслен, таким и останется вечно.
Думаю, сильно за это ему поплатиться придется.
Что ж остаешься у входа? Зайди, в это кресло усядься,
Деверь! Кольцом твою душу заботы теснят наиболе
Из-за меня, из-за суки, и из-за вины Александра.
Злую нам участь назначил Кронион, что даже по смерти
Мы оставаться должны на бесславную память потомкам».
Ей после этого так отвечал шлемоблещущий Гектор:
«Сесть не упрашивай; как ни мила ты со мной, — не упросишь.
Рвется душа моя в бой, чтоб как можно скорее на помощь
К нашим прийти, горячо моего возвращения ждущим.
Ты же вот этого выйти заставь, пусть и сам поспешит он,
Чтобы нагнать меня раньше, чем за город выйти успею.
Я же отправлюсь домой и на малое время останусь,
Чтобы увидеть домашних, жену дорогую и сына.
Ибо не знаю, из боя к своим ворочусь ли я снова,
Или руками ахейцев меня небожители сгубят».
Так говоря, удалился от них шлемоблещущий Гектор.
Он подошел к своему для жизни удобному дому,
Но не нашел белолокотной там Андромахи в чертоге.
С сыном-младенцем она и с красиво одетой служанкой
В башне стояла, рыдая и горькой печалью терзаясь.
Гектор, внутри не увидев своей непорочной супруги,
Остановился, ступив на порог, и промолвил к рабыням:
«Эй, вы, рабыни, сейчас же скажите мне полную правду:
Где Андромаха супруга, куда удалилась из дома?
Вышла ль к золовкам она, иль к невесткам красиво одетым,
Или ко храму Афины пошла, где другие троянки
Пышноволосые просят пощады у грозной богини?»
Гектору так отвечала проворная ключница дома:
«Если ты требуешь, Гектор, сказать тебе полную правду, —
Нет, не к золовкам она, не к невесткам красиво одетым,
И не ко храму Афины пошла, где другие троянки
Пышноволосые просят пощады у грозной богини.
К башне большой Илиона она поспешила, услышав,
Что отступают троянцы, что крепнет ахейская сила.
Бегом к стене городской устремилась она без оглядки,
Как потерявшая разум. При ней же и няня с ребенком».
Так отвечала. Обратно пошел торопливо из дома
Гектор вниз по красиво отстроенным улицам Трои.
Вскоре приблизился он, проходя через город обширный,
К Скейским воротам, чрез них собираясь сойти на равнину.
Там подбежала навстречу ему Андромаха супруга
В пышных одеждах, царя Гетиона отважного дочерь.
Тот Гетион обитал при подошвах лесистого Плака,
В Фиве плакийской, мужей киликийских властитель верховный.
Дочь-то его и была за Гектором меднодоспешным.
Встретила мужа она; с Андромахою шла и служанка
С мальчиком их у груди, беззаботным, совсем еще глупым,
Сыном единственным, милым, — прекрасным, как звездочка в небе.
Именовал его Гектор Скамандрием, все остальные —
Астианактом: [47] лишь Гектор один был защитником Трои.
Молча отец улыбнулся, увидевши сына-младенца.
Близко к нему подошла, обливаясь слезами, супруга,
Стиснула руку, и слово сказала, и так говорила:
«О нехороший! Погубит тебя твоя храбрость! Ни сына
Ты не жалеешь младенца, ни матери бедной. И скоро
Буду вдовою я, скоро убьют тебя в битве ахейцы,
Сразу все вместе напавши! А если тебя потеряю,
Лучше мне в землю сойти. Никакой уж мне больше не будет
Радости в жизни, когда тебя гибель постигнет. Удел мой —
Горести. Нет ни отца у меня, нет ни матери нежной.
Нашего старца-отца умертвил Ахиллес быстроногий,
До основания город разрушив страны киликийской,
Высоковратную Фиву. Убил Ахиллес Гетиона,
Но обнажить не посмел — устрашился нечестия сердцем:
Вместе с оружьем искусно сработанным предал сожженью,
Холм погребальный насыпал. И вязами холм обсадили
Дочери Зевса эгидодержавного, горные нимфы.
Семь у меня было братьев родимых в отцовском чертоге;
Все ниспустились в один они день в преисподнюю разом,
Всех перебил многосветлый Пелид, Ахиллес быстроногий
Возле медлительноногих коров и овец белорунных.
Мать же мою, что царила под Плаком, покрытым лесами,
Пленницей в стан свой увел он совместно с другою добычей;