— Завязывай ерзать, — ответил он, стискивая мое плечо.
Может, он считал своим долгом вытащить меня из затяжной депрессии, а может, просто хотел досадить Стасу, поди разберись, но и то и другое одинаково мне не нравилось. Вскоре к нам присоединились его друзья. Я старательно восхищалась мужской ловкостью, а они так же старательно восхищались моей, в основном комплиментарно, потому что выдающимися результатами я похвастать не могла. Когда Димка с одним из приятелей отправился за пивом, толстяк спросил:
— Давно вы с ним?
— Давно мы что? — удивилась я, парень задумался.
— Ну… ты ведь его девушка?
— Вообще-то мы родственники. Он мой пасынок.
— Это как? — растерялся он.
— Я была женой Димкиного отца.
— Серьезно? У его бати губа не дура. Постой, так ведь… — он не договорил, погрузившись в раздумья, на сей раз долгие. Димка никогда не скрывал, что считает меня виновной в убийстве отца, и его приятели об этом, должно быть, знали, теперь бедолага ломал голову над причиной нашей внезапной дружбы.
Воспользовавшись чужой задумчивостью, я устроилась в кресле на почтительном расстоянии от компании. Толстяк вдруг ожил и теперь что-то втолковывал своим приятелям. Те поглядывали в мою сторону с недоумением. Вернувшийся Димка устроился рядом со мной.
— Дружба не сложилась? — весело поинтересовался он.
— По-моему, они идиоты.
— По-моему — тоже. Но ведь нужно с кем-то выпить пива в субботу вечером. Будь проще…
— Не буду. И тянуться ко мне не надо.
— Я платонически.
— Все равно не надо.
— Чего ты заладила? Я помню, что у тебя большая любовь. По-твоему, я тоже идиот?
— Может, и нет, но выглядишь идиотом. Твои друзья думают так же. Зачем, скажи на милость, ты болтаешься по злачным местам с бывшей мачехой?
— Успела наболтать?
— Ты не предупредил, что это страшная тайна.
— Хочешь, поговорим откровенно?
— Не хочу, но тебе ведь наплевать.
— Мне не наплевать, — сказал он серьезно, а я вздохнула. — Было время, когда мне очень хотелось свернуть тебе шею, — заговорил он. — Даже пришлось уговаривать себя не торопиться, так руки чесались.
— А теперь что?
— Теперь? — Димка принялся вертеть стакан с пивом, водил им по столу, точно узоры рисовал. — Теперь не хочется. И дело вовсе не в том, что ты мне жизнь спасла и я по гроб твой должник. Есть люди, которые сами себя за грехи накажут по полной программе. Никакой любитель изощренной мести не придумал бы худшего наказания. Будут себя поедом есть до конца жизни. Ты как раз из таких. Когда я это понял, вбивать гвозди в твой гроб мне расхотелось. Я тебе еще кое-что скажу, — помедлив, произнес он. — Уверен, отец бы со мной согласился. — Я досадливо покачала головой, уходя от его взгляда. — Может, ты с самоедством завяжешь, а? Если уж я простил, может, и саму себя пора простить? Я не предлагаю забыть, для тебя это вряд ли возможно. Но… просто попытаться начать жить с чистого листа, как говорят. Оратор из меня хреновый, но я надеюсь, ты поняла, что я хотел сказать. Иначе ты угробишь себя скорее, чем любой наемный убийца.
Что ответить на это, я не знала, оттого и сидела истуканом. Было бы неплохо, если б Димка тоже замолчал, но в тот вечер на него напала словоохотливость.
— Главное, держись подальше от Стаса. Ничем хорошим твоя любовь не кончится. Он всегда будет напоминать тебе о том, что ты бы предпочла забыть. Я думаю, парню надоела вся эта чехарда, и он смылся.
— Должно быть, я ему надоела еще больше.
— В отличие от тебя, ему на все грехи начхать. Стас — обычная сволочь, вот и все. И рядышком вам не ужиться. Говорю это для твоего же блага.
— Спасибо, что все так доходчиво мне растолковал, — усмехнулась я. — Может, сменим тему? Моя сестрица нравоучениями достала, а есть еще родители, теперь вот ты…
Димка ухватил мою ладонь и сжал обеими руками.
— Поверь, все будет хорошо.
«Дожила, — думала я с тоской и отчаянием. — Кажется, у меня уже на роже написано: «Срочно нуждаюсь в утешении». Димка прав, надо как-то выкарабкиваться, иначе скоро прохожие на улице начнут подходить с вопросом: «Вам помочь?»
Мы сидели молча, пока Ломакин не поинтересовался:
— О чем задумалась?
— О том, что ты хороший парень. Еще один парадокс.
— Вряд ли с тобой многие согласятся, — засмеялся он. — Но все равно приятно. Идем ужинать?
Мы отправились в ресторан, тут же, по соседству. Сделали заказ, а когда официант отошел, я спросила наудачу:
— Скажи, ты знаком с Багрянским?
— С Федором Осиповичем? — поднял брови Димка. — Конечно. Когда-то они дружили с отцом, и он частенько наведывался к нам в гости. Проворачивали серьезные дела на пару. Потом их пути разошлись. Багрянский хотел быть бизнесменом с безукоризненной репутацией, а батя предпочитал быть тем, кем был. Но они все равно встречались довольно часто, и отец не раз ему помогал. А после батиной смерти Багрянский помог мне, когда отцовские дружки попыталась на меня наехать.
— В чем эта помощь выразилась? — осторожно спросила я.
— В дельных советах. Именно в них я и нуждался. Все остальное у меня и без того было, — добавил он с кривой ухмылкой. — Кстати, этот развлекательный центр принадлежит Багрянскому, но здесь есть и моя доля с официальным оформлением.
— Вот почему ты сюда меня привез, решил сэкономить?
— Только не на тебе, — засмеялся Димка. — Откуда вдруг интерес к Багрянскому?
— У него недавно умерла жена, а его сын учился с Агаткой в одном классе.
— Да? А мы с ним учились в одной музыкальной школе, правда, он ее окончил раньше.
— Ты учился в музыкальной школе? — не поверила я.
— Ага. На балалайке играл.
— Врешь.
— Вру. На аккордеоне. Мама предпочла бы пианино, но батя встал на дыбы. Если уж музыкальная школа, то что-нибудь не такое интеллигентское.
— Много нового я узнаю о тебе, друг мой.
— Не вздумай проболтаться при моих приятелях.
— Я не планирую с ними встречаться. Значит, с Серегой вы дружили?
— Нет, он старше, к тому же был примерным мальчиком, а я шалопаем, вопреки маминым стараниям сделать из меня человека. Но встречались, конечно, и в общем-то ладили.
— Какое у тебя мнение о старшем Багрянском? — спросила я, поспешив вернуться к интересующей меня теме.
— Я ведь сказал, он мне помог, а я ему за это благодарен.
— А что-нибудь помимо этого?
Димка усмехнулся.