— Аллилуйя, — проворчала я под сердитым взглядом Агатки.
— Самое время навестить предков, — сказала она.
— Хочешь взять у отца интервью?
— Я что, спятила, по-твоему? День все равно потерян, а я в отчем доме давно не появлялась. Позвони, узнай, как они там. — Я ушла в прихожую, где висел телефон, и минут пять разговаривала с мамой.
— Оказывается, вчера сняли гипс, — сообщила я сестрице. — В семье ликование, нас ждет торжественный ужин.
— Ничего, переживем, — пожала плечами Агатка.
Передвигалась мамуля с большой осторожностью, и ужин заказали из ресторана. Но все равно он удался на славу. Мама заявила, что в понедельник собирается выйти на работу, и папа в преддверии счастливого события сиял, как новенькая монетка. Сестрица все-таки попыталась завести разговор об убийстве Юдиной, но была остановлена гневным маминым рыком:
— Только разговоров о трупах мне здесь не хватало.
В общем, собрав со стола посуду и устроившись в гостиной, мы беседовали исключительно о переменах в моей трудовой биографии. Агатка заверила, что приобрела в моем лице ценного работника, мамуля довольно улыбалась, после чего заговорила о делах на личном фронте. Но тут ни я, ни сестрица ее не порадовали. Стойко продержавшись три часа, мы засобирались восвояси, папа провожал нас до двери, и я позволила себе напомнить о Юдиной.
— Человеком она была сложным, — в ответ на вопрос, что он думает по поводу убийства, ответил папа. — Иногда ей не хватало объективности. Но руководствовалась она не собственной выгодой, а исключительно заботой об обществе. Очень многие ее статьи, особенно те, в которых речь шла о коррупции, явились поводом обратить на приведенные в них факты наше самое пристальное внимание. Как результат — несколько уголовных дел. Казнокрадов-чиновников в городе стало меньше, а врагов у нее больше.
— То есть убийство связано с ее профессиональной деятельностью?
— По крайней мере, ее коллеги-журналисты в этом абсолютно уверены. А что касается меня… Поживем — увидим.
— Папа считал ее полезным членом общества, — сказала я, когда мы, покинув квартиру родителей, шли к Агаткиной машине.
— Наш папа физически неспособен говорить о женщинах плохо. А о покойнике плохо говорить вообще грех.
— Пожалуй, стоит позвонить бывшему, — поразмышляв немного, решила я.
— Олегу?
— Ага. Вдруг да и скажет что-то путное.
— Это вряд ли.
Я достала мобильный и набрала номер Олега Викторовича. Мой третий муж был заместителем начальника следственного комитета, Агатка считала его карьеристом, в чем, безусловно, оказалась права, но человеком недалеким. Думаю, этому сильно способствовал тот факт, что поначалу его прочили в мужья Агатке. Пока она к нему приглядывалась, он неожиданно сделал предложение мне, и вот тогда рейтинг его мозгов рухнул вниз и более не поднимался.
Бывший воспринял мое пожелание встретиться с большим воодушевлением и даже предложил не откладывать дело в долгий ящик, а подъехать через час к площади Победы.
— Видно, благоверная вконец допекла, — ехидно заметила Агатка.
Олег женился несколько лет назад и жизнью был вполне доволен, но ко мне испытывал необъяснимую слабость, чем я, естественно, пользовалась, особо, правда, не наглея.
— Если тебе пришла охота слушать его разглагольствования о том, какой он классный парень, ради бога, но без меня. Сначала мама, теперь еще твой Олежка — слишком много радостных волнений.
— Отвези меня на площадь Победы, — не стала я спорить.
Агатка кивнула и свернула на светофоре. Ожидая, когда подъедет Олег, мы сидели в машине, вяло перебрасываясь замечаниями. За окном шел снег, превращаясь на асфальте в жидкую грязь.
— Скоро зима, — сказала Агатка.
— Ага, — ответила я.
— Еще один год прошел.
— Ну, прошел, и что?
Агатка недовольно покосилась в мою сторону, но ничего сказать не успела: появилась машина Олега. Он мигнул фарами и припарковался впереди нас.
— Топай, — фыркнула Агатка, и я бегом припустилась к бывшему.
Сидеть в машине мы сочли неудобным, а прогулка по такой погоде удовольствие вряд ли доставит, вот мы и забрели в ближайшее кафе. Олег помог мне снять пальто и сделал комплимент моему костюму, который в тот вечер я надела, чтобы порадовать маму: мои вкусы обычно вызывали у нее недовольство. Мы устроились за столиком у окна, я продолжила наблюдение за снегопадом, а Олег за мной. Вслед за костюмом пришла и моя очередь.
— Отлично выглядишь. Говорят, ты теперь у сестрицы работаешь?
— Кто говорит?
— Люди. Юношеский максимализм остался в прошлом, и ты наконец поумнела.
— Не особенно, — честно ответила я.
Олег засмеялся.
— Все равно я рад, что ты взялась за ум. А еще очень рад тебя видеть. — Но радость его длилась недолго. Стоило мне заговорить о Юдиной, как он страдальчески скривился. — Тебе-то что за дело до этой бабы?
— Она действительно кому-то мешала? — вопросом на вопрос ответила я.
— Чирей на заднице отцов города — вот она кто. Была.
— То есть ты хочешь сказать…
— Да ничего я не хочу сказать, — перебил Олег. — Журналисты хай подняли, по Первому каналу отметились в новостях двухминутным репортажем, в общем, прогремели на всю Россию. Дело на контроле Генпрокуратуры, чистый геморрой. Она и впрямь стала звездой. Посмертно. Кому это надо?
— В каком смысле?
— В буквальном. Она строчила статейки в своей газете, а наши власти ее в упор не видели. Теперь придется всерьез заняться и статейками, и теми дядями и тетями, что в них засветились.
— Убийца совершил большую глупость?
— Не то слово. И подложил свинью всем остальным. Очень опрометчивый шаг. Тут еще муженек Юдиной подлил масла в огонь, натрепав журналистам, что у нее при себе были бумаги чрезвычайной важности.
— Компромат?
— Он не смог уточнить или не пожелал. По словам безутешного вдовца, она готовила серию разоблачительных статей, но даже ему не раскрыла всех нюансов, одни намеки, но своего он добился, теперь все уверены, что убили ее из-за этих бумаг. Местные газеты завтра выйдут с ее фотографией во всю страницу. «Памяти нашего товарища» или что-то в этом роде.
— Чего ты злишься? — задала я вполне уместный вопрос.
— Злюсь, потому что в таких условиях работать будет трудно. Сверху начнут давить, подай им убийцу в рекордно короткий срок, при этом надо думать, как никого из власть предержащих на местах не обидеть. Они тоже в сторонке сидеть не будут, Москва далеко, а эти рядом. Вот и думай…
— Скажи честно, кто-то из местных уже пытался надавить?